Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1

Гитин Валерий Григорьевич

Десять лет он воевал под стенами Трои, горько тоскуя о родном городе, о верной жене Пенелопе и малолетнем сынишке Телемахе, и никакие воинские успехи, и никакие наложницы-полонянки не могли унять эту неизбывную тоску…

И вот Одиссей пускается в обратный путь, изобилующий непредвиденными остановками то на острове феакийцев, то на земле мифического народа, именуемого киконами, где спутники Одиссея «истребили всех жителей, захватили в плен женщин, а город разрушили», то на острове циклопов, то на острове волшебницы Кирки, то у нимфы Калипсо. Все эти остановки густо насыщены опасностями, жестокостью, коварством и сексом.

Здесь четко прослеживается двойной стандарт: критерии

оценки поведения Одиссея никак не зависят от его многочисленных сексуальных похождений, в то время как позитивное поведение его жены Пенелопы оценивается, прежде всего, в аспекте сохранения супружеской верности. Верность Пенелопы стала нарицательной, в то время как частые нарушения пресловутой верности со стороны Одиссея как таковые вообще не рассматриваются.

Собственно говоря, почему бы и нет, если порожденные людьми боги еще и не такое себе позволяют? Богини, правда, тоже, но то, что дозволено богиням, не может быть дозволено смертным женщинам…

КСТАТИ:

«Была бы жизнь смертных восхитительной без плотского наслаждения? Ведь даже боги не могут без него обойтись!»

Симонид

Греческая религия вообще не рассматривала в аспекте греховности какие бы то ни было сексуальные проявления.

А вот верность Пенелопы воспета как величайший подвиг. Гораций, правда, утверждал, что богиня Земли — Гея подсказала ей, как преодолеть все искушения при столь долгой разлуке с мужем, и Пенелопа в ожидании Одиссея постоянно пользовалась искусственным фаллосом, но верность — это ведь не только уклонение от сексуальных искушений. Пенелопа действительно героически выдерживает и моральную осаду многочисленных женихов, которые оккупировали царский дворец и бесчинствовали в нем под предлогом сватовства.

Когда буйство женихов достигает апогея, Одиссей и его сын Телемах начинают акцию возмездия при поддержке Афины-Паллады и самого Зевса. Все женихи убиты к вящему удовольствию читателя и положительных героев поэмы. Когда же граждане Итаки вознамерились восстать против Одиссея, отомстив таким образом за гибель своих мерзавцев сыновей, сватавшихся к жене царя и грабивших его дом, их едва не постигла та же участь, и только вмешательство Зевса предотвратило массовое избиение.

Этот эпизод иллюстрирует общеизвестную истину: народной массе совершенно чуждо чувство справедливости. Но если так, то на каком основании эта самая масса может претендовать на управление страной?..

А ведь претендовала и во времена Гомера, и в не столь отдаленные, притом небезуспешно.

Греческая история, несмотря на беломраморный антураж, довольно мрачна. Она дышит трагедией, которую сама же создала на основе религиозных обрядов весьма кровавого свойства — т.е. жертвоприношений животных, почему и возникло само слово «трагедия» («трагос» — козел и «ода» — торжественная песнь, т.е. «песнь в честь козла»).

Одиссей, как говорится, легко отделался в своей ситуации. Убитые женихи не в счет. Они служили лишь средством подтверждения непоколебимой верности Пенелопы и мишенями для справедливых стрел ее мужа.

Другой герой Троянской войны, царь Агамемнон, был убит своей супругой Клитемнестрой сразу же по возвращении домой. Его сын Орест, мстя за смерть отца, убивает мать и получает оправдательный приговор высокого суда.

Антигона, Электра, Медея — испепеляющие страсти, безысходность, гибель…

Но самая, пожалуй, ужасающая судьба была уготована царю Эдипу, которому довелось, не подозревая о сути происходящего, убить родного отца, жениться на столь же

родной матери, прижить с ней четверых детей, а затем — уже вполне сознательно — выколоть себе глаза с последующим уходом в мир иной.

Эдип упоминается в «Илиаде» и «Одиссее». Впоследствии его история станет центральным элементом творчества Эсхилла, Софокла и Еврипида. Она вдохновила Сенеку и Корнеля, Элиста и Кокто, Ануя и Брехта. Именно она натолкнула Фрейда на открытие «Эдипова комплекса» — подсознательной враждебности мальчика к своему отцу при стремлении к обладанию матерью.

Это действительно след в Истории.

А гомеровский период сменился так называемым архаичным периодом греческой истории, когда (VIII-VI вв. до н.э.) стремительно укреплялась государственная власть в Афинах и в многочисленных провинциях, когда окончательно сформировалось сословие аристократов и вырисовались черты другого сословия — демоса, состоящего в основном из свободных крестьян и ремесленников. Взаимоотношения этих сословий были продуктивными и мирными до тех пор, пока определенная часть демоса не разбогатела и не стала тяготиться своим второстепенным, как ей представлялось, положением. Это был зародыш того общественного класса, который во все времена молился одному лишь божеству — деньгам, веря в их всесилие и приоритет над любыми моральными ценностями. Разбогатевший лавочник задается провокационным вопросом: «А чем я хуже?» и начинает мучиться идеей реванша. Ну, а дальше… дальше он будет действовать, и действия эти нужно пресечь со всей возможной жестокостью (иной знаковой системы он не воспринимает), иначе все завоевания цивилизации пойдут на удовлетворение его, лавочника, амбиций и его патологической алчности, губящей все и вся вокруг.

Эта алчность мелких хозяйчиков еще в те времена породила экологические проблемы. Ведь недаром же издавались указы, запрещавшие земледелие на крутых склонах, чтобы избежать оползней, или поощрявшие разведение там же оливковых деревьев. За охрану окружающей среды и пресечение варварского использования ее решительно выступал Платон.

Разбогатеть любой ценой — это крайне опасная тенденция, чреватая тягчайшими последствиями, так что абсолютно правы были греческие правители, не позволявшие торгашам подниматься с колен вне зависимости от их материального положения.

В 624 г. до н.э. афинский законодатель Дракон издал первый в греческой истории свод законов, породивший крылатое выражение «Драконовские законы (меры)». Законы были действительно весьма суровыми. Они карали смертью преступление любой тяжести: от убийства до кражи виноградной грозди из чужого сада.

Дракон отнюдь не был маньяком, и поэтому можно уверенно предположить, что его спровоцировал на такие меры лишь угрожающий уровень преступности в стране. Между прочим, вся дальнейшая законотворческая практика убедительно показала, что уважение к человеческой жизни и собственности культивировать иными методами попросту невозможно.

Иного пути не бывает. Те, кто утверждает обратное, либо в опасной степени прекраснодушны, либо лоббируют интересы преступников, что еще более отвратительно, чем само преступление.

Тема преступления и наказания находит свое продолжение в деятельности великого афинского законодателя Солона (между 640 и 635 — ок. 559 гг. до н.э.), одного из семи легендарных греческих мудрецов.

Солон. Бюст в Неаполитанском музее