Всемирный, глобальный, надвигающийся (сборник)

Скоробогатов Андрей Валерьевич

– Хотя нефть все же перекроем, – тихо сказал в сторону начальник КГБ Хвостов, стоящий за трибуной.

– Это все происки зеленозадых супостатов! – заявил начальник Угрюмска, привыкший во всем винить инопланетян, и достал из-за пазухи припасенную бутылку.

– Но позвольте, у нас же есть два спиртовых завода, в Красноярске и Хабаровске, – сказал Тимофеич. – Неужели их мощности не хватит?

Ерофей Ерофеич покачал головой:

– Не хватит. Водочные фабрики в большинстве городов работают на зарубежном сырье, своего спирта не достаточно.

– Хорошо, если спиртовых заводов

мало, то почему бы не построить ещё парочку силами политзаключенных? – предложил вариант Аполлоныч. – Я не думаю, что на это уйдет много времени.

– Политзаключенных не хватит, – высказался Хвостов. – Они и так строят три новых нефтепровода и две атомных электростанции. Нет, ну мы, конечно, можем поменять законодательство и на время увеличить их численность, но это долгий процесс.

– К тому же остается проблема сырья, – добавил Ерофеич. – Нашим двум заводам и так не хватает зерна и крахмала для производства, а из-за рубежа вести его сложно и дорого.

– Да и не хватит парочки заводов, – сказал Хвостов. – Один большой завод пятьсот тонн спирта в сутки делает, а у нас по стране водки за день, бывает, по шестьдесят тысяч тонн выпивают. За границей заводов восемнадцать заводов в трубу спирт гнали. Что, кстати, с ними будет, Сергей Владиславович?

Толстый московский посол поднялся со своего места, презрительно оглядел зал и громко сказал:

– В то время, как вы пьете водку, мы покоряем космос и производим шоколад. Мы переоборудуем часть заводов под нужды космической отрасли и кондитерской промышленности, делов-то!

– Это безобразие! – выкрикнул Тимофеич. – Как можно, нет, вы послушаейте, как можно есть этот… шоколад!

Зал загудел, кто-то начал грозить кулаком и выкрикивать угрозы в адрес посла, кто-то начал оживленно беседовать со своим соседом, распивая спиртное, а Степан Степаныч, начальник Усть-Илимска, устал от шума, уснул и захрапел.

– Но должен же быть хоть-какой то выход? – воскликнул Аполлоныч. – Неужели все так безнадежно?

– Похоже, выход из кризиса у нас один, – с грустью в голосе сказал начальник КГБ, и в зале стало тише. – Раньше брали спирт из Европы, теперь придется просить Азию, у них спирта много… Есть старая ветка газопровода, идущая из Иркутска, ее можно переключить к спиртовым трубам, и тогда…

– Китай? Никогда! – воскликнул Ерофей Ерофеич.

– Надо, Ерофеич, надо, – Хвостов снял круглую фуражку, обнажив лысину. – Мы продадим Сибирь за водку бывшему врагу, но только так мы спасем народ от верной гибели.

3. Проба

– Вот, Васька, пришли, – сказал старый геолог своему молодому напарнику и воткнул лыжные палки. – По карте залежи прямо под нами. Четыре километра, считай, часа полтора бурить.

– Фу, наконец-то, – уставший мужик уронил лямку тяжелых саней на снег. – Нет, Максимыч, а вдруг все же это газоконденсат, а не нефть?

– А шут его знает, может и газоконденсат. Разведчики вечно все напутают. Нам-то какое дело, сейчас пробу возьмем – а там уж пусть в лагере думают, кому отдать – газовикам или нефтяникам. Бери вон лопату с моих саней, сейчас мы разгребём тут маленько и палатку поставим.

Когда палатка была расставлена, геологи развели у ее входа костер и стали варить похлебку из консервов, грея руки о котелок.

– Слыхал, чего вчера курьер в лагере говорил? – спросил старший геолог.

– А?

– Говорят, кризис водошный.

– Да ну! – не поверил Васька. – Водка всю жизнь была в Сибири, чего ей деваться-то.

– Молодой ты, многого не знаешь… Давным-давно водки в Сибири не было. Ну, то есть была, но так – немного совсем. Потом грянули холода, Сибирь независимой стала, спирт из Москвы пошел, по трубам. А теперь не дает Москва спирту, третий день уже как вентиль перекрыли.

– И что теперь?

– А разное говорят. Одни говорят, китайцам за спирт Дальний Восток отдавать будут, другие говорят, что и Китай не поможет – у них тоже с алкоголем проблемы. А кто-то говорит – Китай, не Китай, а водку пить все равно надо, иначе совсем никак. Одним словом, не понятно, что станет с народом сибирским.

Молодому геологу взгрустнулось. Он надел варежки, стряхнул сосульки с бороды, и спросил:

– А сколько водки еще осталось?

– У нас или вообще? – не понял Максимыч. – У нас – два литра с полтиной. А вообще по стране – вроде как на дней семь. Курьер сказал, что в столице поговаривают про тайные склады КГБ, говорят, если тяжело будет, народ взбунтуется и штурмом на них пойдет… Ну да ладно, сейчас перекусим, костер потушим и бур поставим.

Компактный бур с насосной станцией были тяжелыми и еле помещались на двух санях. Когда мотор заработал, и на мужиков полетела глина с грязью, Максимыч запел зычным голосом, желая приободриться:

Ой, мороз, мороз,Не морозь меня,Не морозь меня, моего коня.Не морозь меня, моего коня,Моего коня белогривого…

Васька, хоть и молодой, стал подпевать:

…Моего коня белогривого,У меня жена, ох, ревнивая!У меня жена, ох, красавица,Ждет меня домой, ждет – печалится.Я вернусь домой на закате дня.Обниму жену, напою коня!

– А что такое жена, Максимыч? – спросил молодой геолог старого, когда они допели песню.

– Это, Васька, женщина такая специальная. Раньше, говорят, у каждого мужика по жене было, а теперь уж лет пятьдесят нет ни у кого жены. Да и вообще нету женщин в Сибири, в телевизере только, зато водка есть… Была то есть… Смотри-ка, полилось что-то! Выключай машину.

Старый геолог вылез из палатки, подошел к буру и смахнул пальцем с бурильной трубки подтекающую жидкость.

– Прозрачная какая-то, – удивленно проговорил Максимыч.

– Парафинка, что ли? – предположил молодой. – Хотя нет, парафиновая нефть не такая по густоте.