Всемирный следопыт, 1927 № 01
Шрифт:
12 книг «Следопыта» (попрежнему — по 80 стр. в каждом номере),
12 №№ «Вокруг Света» (по 16 стр. двойного формата),
12 вып, «Библиотеки Следопыта» (по 48 стр. формата журнала),
12 географических карт на обложке «Следопыта».
Редакция полагает, что читатели будут удовлетворены этим решением, а возросшие (в связи с новым приложением) расходы изд-ва покроются увеличением количества подписчиков. См. объявление на 2 стр. обложки.
Рейнгардт Рийк
СТРУНА ОТ РАЗБИТОЙ ГИТАРЫ
Рассказ
Рис. худ. А. Шпир
В большом бараке дровосеков чувствовалось настроение воскресного вечера. Снаружи ледяной ветер пронизывал высоко лежащую над уровнем моря равнину американского севера, обширные лесные пространства которого постепенно вырубаются. Стоял трескучий мороз, но внутри барака холода не чувствовалось совершенно.
Железная печь, помещавшаяся посредине длинного помещения, была накалена докрасна. Вокруг нее сидели дровосеки, коротавшие время кто за картами, кто за беседой, — кто как умел.
Расположившись на своей койке, лежал на спине артельный повар, китаец Ли-Фу. Его раскосые глаза превратились в узкие щелки; обычно неподвижные черты лица смягчились и казались преобразившимися. Левой рукой он держал какой-то инструмент, похожий на лютню или гитару, корпус которого был тонко и художественно отделан черепаховыми пластинками. Правой рукой Ли-Фу перебирал струны. Извлекаемые им звуки, которые, наверное, показались бы сладкой мелодией для китайцев, вливались варварскими диссонансами в уши обитателей барака, которые все, кроме Ли-Фу, были белыми.
Наискось от койки китайца лежал артельный возчик Пат Джонс, неуклюжий канадец с бычачьим затылком, черная борода и бульдожья физиономия которого были в полном соответствии с его вспыльчивым характером.
— Тум-та-тум, та-тум-та-тум! — раздавалось с койки Ли-Фу.
Пат Джонс внезапно приподнялся. Брошенный его сильной рукой сапог ударился в стену позади китайца, всего на дюйм от головы.
Ли-Фу приподнялся и с удивлением посмотрел на бросившего.
— Замолчи вместе со своей проклятой бренчалкой, и дай мне спать, — забурчал чернобородый великан, — а то раскаешься! Слышишь ты, желтая кожа!
Ли-Фу принял свою прежнюю позу, и его желтые пальцы стали исторгать из инструмента новые, хотя в той же мере мало гармоничные звуки. Компания около печки засмеялась невозмутимости китайца. Даже те, кто полегли спать, повернулись, напряженно наблюдая за обоими.
— Тум-та-тум, та-тум-та-тум! — раздавалось в наполненном табачным дымом воздухе.
Пат Джонс быстро перебросил ноги через борт койки.
— Эй, без глупостей! — предостерегающе произнес артельный староста Милльнер, спокойный пожилой человек с благодушными чертами лица. — Повар имеет право играть в свои свободные часы. Ли-Фу здесь такой же хозяин, как и ты, как мы все.
Однако, с неожиданной для всех быстротой Пат Джонс соскочил с постели, в два прыжка очутился около музыканта, вырвал из его рук гитару и занес ее над головой. С силой, достаточной, чтобы расколоть дубовый пень, он ударил хрупкий инструмент о стену, швырнул затем бесформенную груду обломков дерева, обрывков струн и черепаховых пластинок в лицо перепуганному китайцу и через несколько секунд уже лежал, снова зарывшись в одеяло, на койке.
Внезапно наступила тягостная тишина. Китаец, повидимому, едва пришел в себя. Он устремил взгляд по направлению к Пату Джонсу, но, кроме легкой судороги в углах рта, ничто не выдавало обуревавших его чувств. Том Милльнер схватил полено, зорко наблюдая за руками китайца, которые словно искали ножа.
Двадцать две пары глаз были устремлены со всех сторон на человека с длинной косой.
После некоторого промежутка оцепенения, при чем было видно, что в китайце все время происходила сильная борьба за самообладание, Ли-Фу принялся собирать жалкие остатки своей гитары. Инструмент был разбит безнадежно. Ли-Фу собрал деревянные обломки и обрывки струн и бросил их на пол в одну печально выглядевшую кучу. Струны же, оставшиеся целыми, он свернул и спрятал у себя под подушкой. И только одну струну, жильную, он повесил на гвоздь у своего изголовья.
Ли-Фу все время при этом бросал взгляды по направлению Джонса, — безучастные, казалось, равнодушные взгляды, но которые, видимо, не доставляли особого удовольствия курившему свою короткую трубку канадцу.
— Горячий парень этот Джонс, — заметил Милльнеру на другой день голландец Виллем де-Гроот, когда возчик выезжал со двора с обычным грузом дров.
— Да, но редкой трудоспособности, — ответил Том Милльнер.
— А ему повезло, — продолжал де-Гроот. — Я так и ждал, что повар полезет на него с ножом.
— И я также, — согласился Милльнер. — Уже но одному тому, что Ли-Фу страшно дорожил своей гитарой. Уже в течение многих поколений она была в его семье фамильной ценностью (он мне говорил как-то об этом), и китаец увез ее с собой, как воспоминание о родине. Он хранил ее, как сокровище, прямо до смешного. Нет, будь я на месте Ли-Фу, Пат Джонс не бегал бы сегодня таким довольным. Но, в конце-концов, я рад. что вся эта история прекратилась: мы должны здесь, в лагере, избегать всяких ссор. А повара, конечно, жалко…
Дровосеки отправились на работу. ЛиФу с его разбитым фамильным сокровищем и яростная выходка Джонса были вскоре забыты. Но у Тома Милльнера это дело не выходило из головы, и он все время продолжал следить за Ли-Фу.
Что касается Джонса, то он, невидимому, не замечал повара, но Том Милльнер часто обращал внимание на то, как узкие глаза китайца неотступно и упорно следуют за канадцем. Будь то время общего обеда или часы отдыха, когда дровосеки курили или стирали белье, — взгляд повара все время преследовал чернобородого великана. Тому Милльнеру это не давало покоя. Иногда ему казалось, что он видит кошку, подстерегающую мышь, или змею, гипнотизирующую взглядом птицу. Правда, он смеялся над этими мыслями, но все-таки чего-то ждал. Поэтому он был не особенно удивлен, когда, спустя две недели после памятного вечера, Джонс неожиданно обратился к нему с просьбой: