Всемирный следопыт 1930 № 02
Шрифт:
Главные силы огня подошли к лагерю, когда вокруг него была уже очищена большая площадка. Огонь приблизился не спеша, в сознании своей силы, и остановился перед лагерем, насмешливо дергаясь и извиваясь. Он обжигал на расстоянии нескольких шагов, и измученные люди с воспаленными глазами, израненными пальцами, в ободранной одежде должны были отступить. Они столпились у палатки и молча устало смотрели на огонь, медленно окружавший их. Многие в изнеможении садились на землю. Казалось, лагерь был обложен десятком костров. Некоторые из них горели высоким ярким пламенем, раскидывая искры, и слышно было, как трещит в них, погибая, осока. Другие костры только
Один рабочий отделяется и бежит к огню. Его пытаются задержать, но видят, что он бежит к большой связке веревок, которая вот-вот должна загореться. Прикрыв лицо рукой, рабочий хватает веревку и оттаскивает ее прочь. На нем загорается рубаха. Он падает на землю. Подбежавшие товарищи быстро накидывают на него брезент.
Откуда-то из огня выскакивает ослепший тарбаган [1] с опаленной шерстью. Он кидается прямо под ноги людям, потом налетает на палатку, швыряется в сторону и, обезумев от страха, бежит стремглав обратно в огонь.
1
Тарбаган — разновидность тушканчика.
Пламя пыталось было перепрыгнуть к палаткам, но вдруг задымило, зачадило и медленно-медленно поползло в сторону. Оно прошло совсем близко от насосной станции, шумно проглотив по пути кучу мусора, собралось было обойти лагерь с другой стороны, но, подталкиваемое ветром, потянулось в падь. Там оно, точно заметив впереди новую добычу, сорвалось с места и с необыкновенной быстротой скрылось за сопками.
Некоторое время по степи вспыхивали его отблески, и казалось — где-то очень далеко шла артиллерийская стрельба, звуки которой сюда не долетали. Потом стало совсем тихо. Люди кашляли и плакали от дыма. Некотрые молча расходились по палаткам. Кто-то закуривал.
Карасев вытирал платком потное лицо, и платок становился черным от сажи.
— Это хорошо, товарищи, что мы отстояли станцию, — спокойно заговорил инженер. Сегодня я убедился, что в нашем районе есть вечная мерзлота. От такого пожара она могла оттаять на значительную глубину. Размякшая земля вряд ли выдержала бы тогда тяжесть станции…
IX. Кто виновник?
Когда наутро жители лагеря выходили из палаток, они останавливались пораженные. Степь была совершенно черна. Лишь кое-где остались жалкие островки невыгоревшей травы. От пепелища веяло тяжестью и неподвижностью трупа. Карасеву казалось, что он попал на другую планету, где нет никакой жизни, где сама земля рождается черной, перегоревшей. Обугленная страна! Непривычно обнаженные берега, черное озеро, Вершины сопок освещены солнцем. Они кажутся вымазанными дегтем и блестят жирным липким блеском.
Инженер шел, щупая носком сапога то, что прежде было травой. Теперь
Карасев медленно подошел к заимке Максима. Первый раз инженер остановился в нескольких десятках шагов от лагеря. Он пощупал ногой землю. Да, та же коварная упругость, что он наблюдал вчера у корейца. И причина, конечно, та же: оттаявшая мерзлота. Здесь пожар растопил ее. Идя дальше, инженер часто останавливался и во многих местах снова обнаруживал все ту же странную каучуковую податливость почвы.
«Надо следить за вещами, — подумал он. — Земля будет их глотать».
Вечная мерзлота! Полярная гостья, которую на Дальнем Востоке можно встретить чуть ли не на сороковой параллели в районе, где удачно охотятся за таким тропическим зверем, как тигр! Вечная мерзлота, которая столько пакостит в строительном деле, которая буквально глотает ежегодно миллионы рублей и от которой до сих пор наука не нашла защиты. Ведь даже и в вопросе о происхождении ее мнения ученых расходятся. Некоторые думают, что она является остатком ледникового периода. Другие же считают, что вечная мерзлота может появиться всюду, где бывают очень холодные и малоснежные зимы. Плохо защищенная почва промерзает за зиму на значительную глубину. За лето она не успевает оттаять вся, и где-то в глубине остается до осени слой мерзлой земли. Из года в год он утолщается.
Карасев был твердо убежден, что пожар — дело Максима. Инженер шел к заимке; чтобы допросить рыбака и отправить его в город в милицию. Но, подойдя к избе, почувствовал, что вряд ли исполнит свое решение.
Заимка наполовину сгорела. Маленький сарай для хранения рыбы превратился в груду пепла, углей и обугленных палок. От сетей остались лишь жалкие обрывки. Сгорели все дрова, привезенные, а может быть и принесенные за пятнадцать километров. Изба покрылась угольными стружками. Двери в ней больше не было: выход чернел беззубо, и на ржавых петлях держался лишь черный огрызок доски. Земляная крыша осыпалась, обнажив гнилой камышовый скелет.
Максим лежал на сундуке, прикрытый вонючей шкурой. Руки его были в жутких пузырях от ожогов, половина несуразной бороды выгорела В первый момент Карасеву показалось, что перед ним не живой человек, а обезображенный труп. Но глаза Максима остро смотрели на вошедшего.
Карасев долго не решался вымолвить слова, — так удручающе подействовало на него то, что он увидел здесь. В избе пахло дымом и нездоровой испариной.
— Кто поджег? — наконец спросил инженер и сейчас же подумал, что вопрос его глуп.
Но Максим ответил сразу. Не спуская глаз с инженера, он сказал:
— Девчонка подожгла. Безумная она у меня…
Из-за печки на Карасева выглянула пара маленьких испуганных глаз. Инженер решительно шагнул вперед и вытянул на середину комнаты сопротивлявшуюся девочку. Он был очень удивлен, узнав, что Максим живет не один.
Карасеву не трудно было убедиться, что ребенок действительно ненормален. Инженер заставил себя поверить Максиму. Уходя, он сказал, что сегодня же возьмет их из избы, в которой больше жить нельзя. Максима оставит у себя в лагере, а девочку увезет в город, в больницу. Максим молчал.