Всемирный следопыт, 1930 № 10-11
Шрифт:
— Будет тебе, Песцовая Смерть, — отозвался, кашляя, Норд. Едкий дым костра доверху наполнял его легкие. — Раздавай собакам мясо.
Кинув каждой собаке по куску мяса, Песцовая Смерть пошел к костру.
Взяв дымящийся стакан кофе, Норд с нарочитой торжественностью в жестах и голосе произнес высокопарный тост:
— Пью это благовонное мокко за здоровье мохнатых спутников. Пью за их изодранные, саднящие лапы. За мужество, с которым они проделали путь от Архангельска до этого костра. Короче— пью за здоровье трех миллионов собачьих шагов, сделанных в пургу, снежную слякоть, по из’еденным полыньями рекам, голой земле и предательскому насту.
— Пьем!
Стаканы дымящегося кофе были проглочены залпом. Затем оба каюра принялись за разбрасывающие кипящие брызги жира консервы.
С упряжками после кормежки, как и следовало ожидать, вышел грандиозный скандал. Переваривавшие в сытой неге пищу собаки не желали итти вперед по обжигавшему их лапы насту. Только к концу получаса, когда крики каюров достигли предельной ярости, упряжки сделали три миллиона первый шаг.
Этот шаг снова обагрил наст кровью. Кровавые капельки, моментально застывающие на зернистом снегу, отметили весь дальнейший путь упряжки.
— Пырч!
— Хау!
— Де!
Упряжки продолжали рейд в громыхавшую в четырехстах километрах под лазурным апрельским солнцем Москву.
IV Горбун с головой ящерицы
Ранним утром метельного февральского дня на углу Поморской стоял горбун в рваном оленьем совике.
— «Пра-а-а-вда Си-и-и-ве-ра!» Га-а-а-зе-е-е-та! — монотонно кричал он скрипучим голосом. — «Пра-а-а-вда Си-и-и-ве-ра!»
Голова горбуна была странной формы. Продолговатая, она была приплюснута сверху, как у ящерицы. Глаза изумрудные, с серой сеткой. Большой немигающий зрачок. Тонкие лягушечьи губы. Движения резкие и угловатые.
С висевшего над домами серой невыбеленной холстиной неба неслись густые хлопья лебяжьего пуха. Несколько минут — и бурый совик горбуна превращался в роскошную песцовую шубу. Попавший. в дыры совика снег, тая, вызывал межую лихорадочную дрожь, и горбун часто встряхивался по-собачьи всем телом.
Поморская и пересекающий ее трехкилометровый проспект Павлина были еще пустынны. Лишь изредка на них внезапно возникали и так же внезапно исчезали в колыхающейся снежной стене редкие фигуры прохожих.
Появление каждого из них вызывало у горбуна скрипучий монотонный вопль:
— «Пра-а-а-вда Си-и-и-вера!» Г-а-а-зет!
Вопль возникал сам собой, рефлексивно, без всякого приказа со стороны мозга, и был холодным и безрадостным, как крик заводной куклы.
…С набережной Северной Двины от «Интернэйшонэль Сименс клуб» вышел гигант в малице и оленьих расшитых пимах. Он шел крупным размашистым шагом искусного лыжника.
— «Пра-а-а-вда Си-и-и-ве-ра!»
— Из Архангельска в Москву на собаках!
— Двухтысячекилометровый рейд!
— Опыт пробега будет использован для советских экспедиций в Арктику!
Гигант в малице проявил резкий интерес к крику горбуна. Остановился. Втянув руку из рукава внутрь малицы, отчего на мгновение стал безрукий, он снова всунул ее в рукав, а из рукава в прорез наглухо пришитой к обшлагу рукавицы. В пальцах оказалась монета. Быстрота, с которой проделана эта операция, заставила горбуна сделать категорический вывод, что его покупатель давно дружит с малицей.
— С Поморья или тундры, человек? — проскрипел любопытно он.
— С Новой Земли, — отрезал тот.
Больше горбуну ничего не удалось добиться от него. Необычный покупатель голодно впился в помещенное сверху второй страницы следующее об’явление:
V. Интервью с каюром
— Песцовая Смерть?
— Норд?
В сознании читателя несомненно возникли уже огромные вопросительные знаки.
Песцовая Смерть плюс Норд — кто они?
Ключом к пониманию этих вопросов будет помещаемый а настоящей главе диалог. Произошел он два дня спустя после празднования каюрами экзотического юбилея.
Место диалога — центральная площадь города Череповца. Время — шесть часов вечера двадцать девятого марта. Участники — Норд и репортер местной газеты в тигровом кепи.
— Вы командир пробега? — пробившись с трудом сквозь толпу к рычавшим упряжкам, задал он вопрос.
— Да.
— Ваша фамилия, товарищ? — начал он стремительную словесную атаку.
— Борис Юркевич.
Стремительная запись в блокноте.
Новый вопрос:
— Жизненное амплуа до пробега?
— Журналист. Сотрудник «Правды Севера».
— Раньше?
— Кок с двухмачтовой шхуны «Три брата». Порт Сухум-Кале. Приписной знак пятьсот три.
— Еще?
— Участник экспедиции в верховьях Куноват-Югана. Обдорский Север.
— Вы, — обратился репортер к возвышавшемуся на целую голову над зрителями Песцовой Смерти.
— Сергей Журавлев.
— Должность?
— Собачий спец.
Ответ вызвал в толпе двусмысленные смешки.
Обладатель тигрового кепи растерянно взглянул с лицо «собачьему спецу». Спокойный взгляд его серых глаз исключал всякую мысль о подвохе.
— Конкретнее, — успокаиваясь, произнес репортер. — Прошу вас, конкретнее.
— Колонист Новой Земли. Становище Малые Кармакулы. Каюр. Охотник на белых медведей, моржей и морских зайцев.
Галлоидовая сиреневая ручка заскакала по страничкам блокнота. Увлеченный необычным для Череповца интервью, репортер не замечал окружающего.