Всемирный следопыт, 1930 № 10-11
Шрифт:
«И чему радуется этот малаец? — думал Ван-Леер. — Конечно, встрече с птицей-носорогом: они верят, что эта птица приносит счастье. Ну, на этот раз едва ли, мой милый Оранг-Лека [23] ), удастся тебе миновать пожизненное заключение в Сурамбайи. А может быть, и к расстрелу приговорят тебя: теперь за поджог плантаций наказывают строже, чем за убийство. Нет, не поможет тебе хомрай, Оранг-Лека…»
23
«Оранг» —
Ван-Леер снял белый колониальный шлем и начал утирать пот, обильно струившийся по круглому загорелому лицу.
— Чортова жара, Питер!
Слова относились к третьему пассажиру, сидевшему на корме пироги. Это был очень молодой человек с худым и бледным лицом, без малейших следов тропического загара.
— Что приуныли, Питер? Или вы заснули там, у руля…
— Вам хорошо говорить так, Ван-Леер, — сказал наконец Питер, наклоняясь в сторону, чтобы видеть товарища. — Вы скоро получите ваши тысячу двести гульденов и затем навсегда распроститесь с Суматрой. А мне ждать еще целых пять лет… Веселая сторонка, нечего сказать! Пекло и чаща кругом… чаща и пекло, больше ничего… Я болен, положительно болен от тропиков, Ван-Леер. Это яркое солнце сжигает мозг, этот сплошной океан зелени давит меня своей беспредельностью. Здесь природа властвует над человеком, а не человек над природой.
Малаец сложил весла и, повернувшись, начал пристально смотреть на реку.
— Магар [24] ), вероятно? — спросил Ван-Леер и взял в руки винтовку.
Гладкая поверхность воды чуть-чуть курилась. Сплошная чаща растительности отвесно подымалась с обеих сторон, затеняя реку до самой середины и местами вдаваясь в нее причудливым кружевом надводных корней.
Малаец резко замедлил ход лодки, не переставая смотреть в ту же сторону.
Вдруг он схватил весло и несколькими сильными ударами подвел лодку к берегу.
24
Магар — крокодил.
— Polio! [25] ) — проговорил он, указывая на середину реки.
В нескольких метрах от лодки дрожала мелкая зыбь; цвет воды там был как будто более темный — это все, что мог разглядеть Ван-Леер.
Лодка тихо плыла вдоль берега, пока не миновали опасное место.
— Вы не совсем справедливы к Суматре, дорогой Питер, — заговорил Ван-Леер, когда они опять выехали на середину. — Я уверен, что вы скоро освоитесь с здешним климатом и тогда увидите, что тут много занятного. Здесь чертовски красивая природа, Питер. И потом, — он посмотрел на мерно двигавшиеся, совершенно мокрые лопатки гребца, — потом эти «коричневые» вовсе не такие обезьяны, как вы думаете. Это тоже люди, такие же люди, как мы с вами. За пять лет службы я окончательно убедился в этом. — Да… они совершенно такие же люди, — повторил он с самодовольной улыбкой и, достав из кармана кисет, начал старательно набивать коротенькую глиняную трубку.
25
«Polio» — опасный омут малайских рек, нередко затягивающий в глубь пироги туземцев.
Легкие облака дыма скоро навеяли еще более приятные мысли. Через десять дней кончается срок его обязательной службы. Он получит наконец долгожданную тысячу гульденов да еще триста в придачу, за отпуска, которые он не использовал. Итого тысяча триста гульденов… Ого! Нет, он получит больше — он получит тысячу четыреста гульденов! Ведь за поимку этого малайца обещана премия в двести
Не переставая грести, малаец повернул голову и с умоляющим видом стал смотреть на Ван-Леера.
— Устал, господин…
«Прежде всего надо быть человечным», — подумал Ван-Леер, глядя на измученное, пышащее жаром лицо, слипшиеся на лбу черными кудряшками волосы.
— Придется сделать остановку, — сказал он Питеру, понуро сидевшему возле руля.
Малаец радостно захлопал в ладоши и затем быстро направил лодку под свод из корней мангрового дерева, с густо разросшимися наверху эпифитами.
Все трое с аппетитом начали есть рис, обильно приправленный разными пряностями. Ван-Леер достал из корзинки кусок сыра и отрезал от него сначала себе, потом Питеру. После некоторого колебания он отрезал такой же ломоть малайцу, почему-то взглянув при этом на Питера. Затем со дна лодки появилась обвитая соломой бутылка. Ван-Леер осторожно наполнил дорожный плетеный стакан и торжественно поднес товарищу.
— Выпейте за благополучную службу, Питер.
Покончив с едою, малаец расположился среди ветвей и принялся жевать бетель, поглядывая на голландцев кроткими черными глазами. Нет, он не сердится больше на белых, захвативших его вчера в деревне лубусов. Они вовсе не злые люди, эти голландцы, и они хорошо обращаются с бедным Оранг-Лека. Они даже не ударили его ни разу! «Красный Господин» («Белый Господин» почему-то меньше нравилось малайцу) угостил его сейчас вкусным сыром… Оранг-Лека легко мог бы бежать от них, если бы захотел. Разве они догонят его в лесной чаще!..
— Выпей и ты, — сказал Ван-Леер, прерывая нить его мыслей.
Он смотрел на малайца сузившимися, повеселевшими глазами.
Малаец выплюнул в воду бетель и высосал из бутылки остатки пальмового вина. Приятная бодрость разлилась по телу.
Нет, он не хочет бежать в лес, — он поедет в Сурамбайю. Завтра они доставят его к главному судье белых. Он — самый мудрый, самый справедливый из людей. И Оранг-Лека расскажет ему все. Он расскажет, как били его на плантациях, как кормили испорченным, вонючим рисом, от которого пучит живот, а лицо покрывается красными пятнами… Он расскажет судье и про то, как его жену ударил управляющий… Маленькая Лелюль умерла через несколько дней… И тогда, не помня себя, Оранг-Лека поджег дом, где жил управляющий, и бежал в джунгли…
Он подробно расскажет все это справедливому судье белых, и тот простит Оранг-Лека и пошлет его к другому начальнику, такому же доброму, как Красный Господин Оранг-Лека станет спокойно работать у него, а потом возьмет себе другую Лелюль, которая не будет кашлять кровью. Они станут ходить вместе в большие сараи белых, где так забавно Прыгают на полотне удивительные плоские и серые люди…
Придя в самое лучшее настроение, малаец начал тихо мурлыкать песенку, которую он только что придумал:
Белый судья не захочет бить Оранг-Лека, и он опять будет много-много работать… Это открыла ему мудрая птица Хомрай. Никто больше не станет бить Оранг-Лека, и он опять будет много-много работать… Все это открыла ему мудрая птица Хомрай.