Всеобщая история искусств в шести томах. Том 5 (с иллюстрациями)
Шрифт:
Эберта «Власт и девичья война». Среди этой в общем декоративно-салонной живописи неожиданно выделяется небольшой автопортрет Навратила. Крепкая приземистая фигура небрежно одетого художника, стоящего перед мольбертом с палитрой в руках, отличается непосредственностью трактовки и своеобразным юмором. Навратил как бы бросает вызов почтенным заказчикам, изобразив себя художником, представителем неустроенной богемы, свободным от мещанской респектабельности.
Декоративная фантазия Навратила проявилась в росписях замков в Закупах (1851) и Плошковицах (1853—1854)—летних резиденциях короля Фердинанда. Однако в этих романтически прикрашенных и внешне эффектно написанных пейзажных мотивах, посвященных красотам швейцарской и итальянской природы, было мало чувства подлинной жизни. Гораздо большую ценность представляет другая сторона его художественного наследия. Это небольшие, полные живой и свежей наблюдательности, жанрово-бытовые композиции и жанрово трактованные пейзажи; в некоторых из них ощущается своеобразный мягкий юмор. Такова, например, сочно написанная маленькая картина—«Охотник и лиса» (Прага, Национальная галлерея). В некоторых работах юмор Навратила приобретает оттенок своеобразной, почти гротескной иронии («Неравная пара», там же). Вместе с тем его произведения, посвященные народному быту, отличаются своим более лирическим, поэтическим настроением: «Уличные шарманщики», «Дети перед съестной лавкой», «Музыкальная школа», «Колыбельная» (все в частных собраниях).
Йозеф Навратил. Голова старика. 1850-е гг. Прага, Национальная галлерея.
илл. 346 а
Иозеф Навратил. Разрезанные апельсины. 1857 г. Частное собрание.
илл. 346 б
Станковым картинам Навратила присуща, в отличие от его росписей, более свободная манера. Здесь художник проявляет себя незаурядным мастером колорита.
Особое место в истории чешской живописи занимают натюрморты Навратила, отличающиеся крепким реализмом. Простота мотива сочетается в них с блеском живописного языка. Такие натюрморты Навратила, как его «разрезанные апельсины» (1857; частное собрание), «Селедки на тарелке» (Вена, Галлерея 19 и 20 вв.) и др., являются ярким вкладом в развитие этого жанра в европейском искусстве 19 в.
Младший современник Навратила Йозеф Манес стал центральной фигурой чешского искусства середины 19 столетия.
Живописец, поэт, музыкант, Йозсф Манес был наиболее одаренным представителем целой династии художников. Он был одним из ярких выразителей патриотических настроений передовой чешской интеллигенции, посвятивших себя утверждению красоты и поэзии быта, нравов, обычаев чешского народа. Манес воспевал его славное историческое прошлое, раскрывая эстетическое обаяние мира народной художественной фантазии.
Манес учился в Мюнхене, где поначалу увлекался немецкой реакционной романтической школой и такими ее представителями, как Корнелиус и др. В эти годы он писал картины на философско-религиозные и историко-литературные темы—«Могильщик» (1843), «Встреча Петрарки и Лауры» (1843—1846), большое полотно «Смерть Луки Лейденского» (1843) и т. д. Однако чешский художник вскоре отказывается от этих далеких от жизни своего народа тем. Уже в 1847 г. он создает рисунок «Любовь на Гане» (Прага, Национальная галлерея), где в романтической форме передал поэзию народной жизни. В 1848 г. Манес участвует в пражском восстании. Он расписывает для восставших горожан знамена. В эти же годы он создает ряд портретных набросков передовых представителей чешской общественной мысли.
После 1848 г. Манес продолжает обращаться к образам, воспевающим красоту и поэзию народной, то есть крестьянской жизни, как главной носительницы национального начала.
Йозеф Манес. Июнь. Покос. Медальон из цикла «Орлой». 1865—1866 гг. Прага, музей города.
илл. 347 б
Своеобразное сочетание романтической концепции истории и жизни с точным реалистическим художественным языком — характерно для искусства Мансса зрелого периода, как и для многих чешских художников конца 40—70-х гг. Особенностью искусства Манеса этого времени является известная монументализация посвященных народу композиций. Наиболее яркий пример — его «Ордой», то есть «башенные часы». В 1865—1866 гг. Манес расписал циферблат для созданных еще в 15 в. часов старой Пражской ратуши (ныне в Праге, Музей города). В двенадцати медальонах, изображающих «Времена года», художник в героизованно-эпическом стиле передал «труды и дни» чешского крестьянина. Здесь и весенняя прививка молодого деревца, и сбор хвороста, и пахота. Особенно удачна сцена жатвы, где стройная фигура молодой крестьянки в красной юбке, с серпом в руках ритмично и свободно вписана в композиционный круг медальона, а также сцена «Покос». Убедительно и объемно представлены фигуры и в композициях «Сеятель», «Пашущий крестьянин». Удачное декоративное оформление медальонов, сочные краски, реалистические, хотя и несколько стилизованные образы крестьян, поэтические сельские пейзажи — все это делает «Часы» одним из лучших произведений Манеса.
Между 1857 и 1859 гг. Манес иллюстрировал так называемую Краледворскую рукопись — романтическую имитацию народного эпоса, отчасти использующую народные сказания. В его время она считалась подлинной и высоко ценилась чехами. Поэтическая душа народа, героические образы прошлого, воплощенные в народном песенном творчестве, нашли свое яркое выражение и в ряде иллюстраций к сборникам народных песен («Весенняя песня», «Колыбельная» и др.).
Манес много работал и как портретист. Среди ряда несколько салонных портретов выделяется своим реализмом изображение пожилой четы Вендулаковых (1854; Прага, Национальная галлерея). Особенно выразителен портрет супруги. Манес сумел убедительно передать образ умной и властной и вместе с тем самодовольно-ограниченной богатой горожанки. Весьма вещественно написанные детали ее платья и драгоценности не отвлекают внимание зрителя от сочно данной характеристики самого образа.
В области пейзажа Манес также идет по пути реализма. Лучшие из его пейзажей—«Лабский край» и «Ржипский край» (оба 1863; Прага, Национальная галлерея)— поэтично и правдиво передают нежность и спокойную ширь ритмов, присущую живописным уголкам центральной Чехии.
Художественное наследие Манеса сыграло большую роль в формировании эстетического самосознания чешского народа. Порвав с изжившими себя традициями академического классицизма и романтизма назарейской школы, он решительно ищет новых путей в искусстве. Неисчерпаемый источник народного художественного творчества питает его искусство, делает его полнокровным и жизненным. Произведения Манеса стали всенародным достоянием. Из поколения в поколение с детских лет в жизнь каждого чеха входят образы, созданные Манесом.
Брат Йозефа Манеса, Квидо (1828—1880), начав с исторической живописи, переходит к жанровой, избирая темами своих картин быт горожан, уделяя специальное внимание детским сценам. Эти работы отличает, однако, налет некоторой сентиментальности. Как по своим художественным достоинствам, так и по идейной значимости его картины сильно уступают живописи старшего брата.
Ярослав Чермак. Гуситы, обороняющие перевал. 1857 г. Прага, Национальная галлерея.
илл. 349 а
После 1848 г. в чешском искусстве значительное место начинает занимать исторический жанр. Большим мастером исторической темы стал Ярослав Чермак (1830—1878). Ученик бельгийского художника Галле, Чермак на первом этапе своего творческого развития обращается к славному прошлому чешского народа, к его революционным, национально-освободительным традициям. В 1857 г. он пишет несколько академическую по манере исполнения, но пронизанную романтической суровой героикой картину «Гуситы, обороняющие перевал» (Прага, Национальная галлерея). В дальнейшем он обращается к темам современной борьбы южных славян против турецкого ига. В этой борьбе он видел проявление несломленного героического вольнолюбия славянских народов. В некоторых же работах мастер ставил себе целью показать зверства турок, вызвать чувство сострадания к мученичеству угнетенного народа или негодование жестокостью насильников. Таковы его «Пленницы» (1870), не лишенные известной салонности и мелодраматичности. Более интересна его «Далматинская свадьба» (1875), правда, несколько этнографическая по характеру (обе — Прага, Национальная галлерея).
Реализм живописной манеры позднего Чермака особенно выявился в картине «Раненый черногорец» (1873; Загреб, Галлерея Югославской Академии). Она произвела глубокое впечатление на И. Е. Репина, который писал В. В. Стасову в 1874 г.: «Сегодня в Галлерее Гупиля видел я его чудную картину: с вершины в горах, которая служит, вероятно, крепостью, несут раненого героя два дюжих черногорца, герой этот... опытный седой полководец, глава. Все женские фигуры кланяются ему в пояс и смотрят на него с благоговением и с большой грустью. Во всем ансамбле и подробностях так и веет поэзией».