Всеобщая история кино. Том. Кино становится искусством 1914-1920
Шрифт:
Серия картин фирмы „Мьючуэл” еще больше увеличила популярность Чаплина — такой популярности не знал ни один актер с самого возникновения кино.
„Он самый знаменитый человек в мире… он затмевает славу Жанны д’Арк, Людовика XIV и Клемансо. Только Христос и Наполеон могли бы соперничать с ним в известности”.
Это шутливое утверждение Деллюка выражает истину. В конце 1917 года весь мир (за исключением Центральной Европы) рукоплещет Чаплину. Его боготворят и арабы, и индусы, и китайцы, и сражающиеся на фронте солдаты. Его боготворят и интеллигенты. Особенно во Франции. В стране Мольера „этих двух гениальных комиков роднит не одна общая черта”.
„Чарли Чаплин, — отмечает Деллюк, — вызывает в памяти Мольера. Но Мольер становится весьма скучным в своих последних „придворных” произведениях, а Чарли Чаплин совершает головокружительный взлет, и кажется, что он никогда не прискучит. Больше того, следует ожидать что он создаст трагическое произведение”.
В этих строках, написанных в 1921 году,
198
В „Мсье Верду” горечь и одиночество впервые в творчестве Чаплина берут верх над гуманизмом. Знаменательно, что Чарли вытеснен в фильме новым Чэзом.
Итак, популярность Чаплина покорила и мыслителей и уличных мальчишек. Вернейший признак гения — способность одновременно выражать стремления большинства людей и всю сложность человеческой психики.
Передовые люди Франции первые приветствовали это чудо, предоставив снобам восхищаться фильмом „Вероломство”. Пикассо, Аполлинэр, Макс Жакоб, Блез Сандрар, Фернан Леже, Арагон восторгались маленьким человечком и ревностно рекламировали его. Самый известный критик и историк французского искусства, Эли Фор посвящает этому миму многие философские страницы и приветствует его как „подлинного гения”, сравнивая с Шекспиром [199] .
199
В 1920 году Эли Фор писал: „Между Чарли и Ригаденом такое же расстояние, если не большее, как между Шекспиром и Эдмоном Ростаном. Я не случайно привожу Шекспира. Сравнение это подсказано тем впечатлением чудесного опьянения, которое Чарли заставил меня испытать, например, в фильме „Идиллия в полях”; оно подсказано чудесным искусством, сочетающим глубокую грусть с фантазией, искусством, что, словно пламя, бежит, растет, убывает, уходит, неся на каждой вершине синусоиды, по которой оно пробегает, как волна, самую суть духовной жизни мира…” Несколько месяцев спустя Эли Форсиова пишет: „Впрочем, я уже сказал, что он наводит меня на мысль о Шекспире. Я вынужден повторить свои слова, так как большинство людей принимает мое упорство с улыбкой превосходства, а несмотря на это, я испытываю то же впечатление, когда снова вижу его. Он, несомненно, не так сложен — ведь Шарло тридцать лет, а Шекспир — это Шекспир, — лиризм его такой же бурный, но светлый… У него та же безграничная фантазия и т. д.” (текст воспроизведен в „Райском древе”, Париж, 1922, стр. 311).
„Лучше всего меня поняли во Франции” [200] , — заявил позднее Чаплин. Ни в какой другой стране, не считая Советской России [201] , ему в такой полной мере не воздавали должное. Характерно, что и в 1950 году две лучшие книги, посвященные Чаплину, изданы во Франции. Деллюк в 1921 году и Лепроон в 1935 и 1946 годах отстаивали тезис о гениальности Чаплина и анализировали его творчество с таким благоговением, словно изучали творчество Мольера.
200
Дyи Деллюк, Чарли Чаплин; Пьер Лепроон, Чарли, или Рождение мифа. Пересмотренное и исправленное издание 1946 года под заглавием „Чарли Чаплин”. Мы отсылаем наших читателей к этим двум монументальным трудам.
201
См., в частности, „Материалы по истории мирового кино”, под редакцией С. М. Эйзенштейна и С. И.Юткевича — „ЧарлзСпенсер Чаплин”, М., 1945, при участии П. Аташевой, А. Хушкова, Блеймана и Козинцева. В итальянском переводе: „La figura d’arte di Charlie Chaplin”, Турин, 1949.
В противоположность им, почти все американские работы — биографические книжки, подобные тем, какие посвящаются любому модному актеру, — это сплетни лакеев, которым отказали от места, или случайной знакомой [202] . Показательно также, что в замечательной истории кино, написанной с таким умом и знанием Льюисом Джекобсом, посвящается три больших главы, 60 страниц, Гриффиту, и неохотно, скороговоркой излагается на 12 страницах жизненный путь Чарли. А ведь чаплиновское творчество начиная с 1916 года воплощается в серию классических
202
Например, книжонка Карлил Робинзон „Правда о Чарли Чаплине”.
203
„Я думаю, что он и не знает творчества Чарли Чаплина”, — пишет мисс Айрис Бэрри в предисловии к „Развитию американского кино”. Но она англичанка, а Льюис Джекобс, быть может, выражает мнение, которое в ходу среди американской интеллигенции.
„Двенадцать комедий из серии „Лоун стар”, включая гонорар Чаплина, обходились в 100 тыс. долл. золотом.
Сумма превышала среднюю стоимость фильмов в пять-шесть частей в тот период, но, по самым точным и скромным подсчетам, экраны всего мира заплатили 5 млн. долл. за прокат этих фильмов, что означает прибыль по крайней мере в 25 млн. долл., или вдвое больше того, что дал фильм „Рождение нации”.
Следовательно, Чаплин принес фирме „Мьючуэл” в четыре раза больше того, что он ей стоил, и Джон П. Фрейлер предложил актеру возобновить контракт. Хотя с тех пор, как „Трайэнгл” был ликвидирован, фирма „Мьючуэл” пришла в полный упадок и не финансировалась банкирами, ей нетрудно было найти крупную сумму для эксплуатации этой золотоносной жилы.
„Джон П. Фрейлер, — пишет Терри Ремси, — председатель „Мьючуэла”, подписавший с Чаплином соглашение на серию „Лоун стар”, предложил ему возобновить контракт на таких условиях: миллион за вторую серию из 12 комедий. Чаплин не соглашался и искал более заманчивых предложений.
Сидней Чаплин, уполномоченный своим братом, встретился в „Отеле Шерман” в Нью-Йорке с представителями „Ферст нэшнл”. Они предложили ему 1075 тыс. долл. только за восемь фильмов в двух частях…
Предложение Фрейлера было фактически выгоднее, потому что оно предусматривало лишь гонорар безучастия Чаплина в финансировании предприятия. Зато „Ферст нэшнл” давал Чаплину-режиссеру большую свободу творчества… Чаплин перешел в „Ферст нэшнл”.
Контракт был подписан в июне 1917 года, раньше чем „Мьючуэл” выпустил последний фильм из серии „Лоун стар” — „Искатель приключений”. Чаплин понял, что он будет свободнее, став продюсером своих картин.
Его первая забота — сооружение собственной студии в Голливуде, на Сансет-бульваре. Пока идут строительные работы, он уезжает с Эдной Первиэнс и своим другом и доверенным в те годы — журналистом Робом Вагнером [204] . Они проводят несколько недель в Гонолулу.
204
Не раз было замечено сходство между приведенным текстом (малоизвестным) Роба Вагнера и статьей (всемирно известной), в которой Чаплин сразу же после „Собачьей жизни" открыл секрет своего искусства. Не исключено, что Роб Вагнер писал за него. И, напротив, Чаплин, должно быть, — автор цитируемого отрывка, изданного на несколько месяцев раньше статьи; глубина его не соответствует пустоте, присущей всей работе Роба Вагнера.
„Он возвращается раньше срока, — пишет Пьер Лепроон, — в свою заваленную щебнем, строящуюся студию. Ему не терпится взяться за работу у себя в студии. Он вступает во владение ею 31 января 1918 года.
В тот же день, надев грубые солдатские башмаки Чарли, он пробегает по аллее, ведущей в студию, и на влажном цементе остается след от его подошв. Затем он проставляет тросточкой подпись и дату… Так он показывает, что тут— владение его героя, меланхоличного бродяги…”
Он отливает в определенную форму и делает близким для всех образ меланхоличного бродяги (мы не думаем, как Лепроон, что в нем заключается сущность Шарло) [205] в первом же осуществленном в этой новой студии фильме „Собачья жизнь”.
205
Чаплин создал образ бродяги в таких больших фильмах, как „Малыш”, „Цирк”, „Огни большого города”.
Чарли-нищий ночует на пустыре со своим спутником, бездомным псом. Едва пробудившись, он должен мужественно отражать угрозы своего притеснителя — полисмена. Собака бродяги, говорит Деллюк, „возмущает полисмена, собирает толпу малышей, пугает важных дам и увязывается за разносчиком пирожных. Пес ворует пирожные; Чарли будет сыт. Небрежно прислонившись к лотку торговца, бродяга лакомится. Вкоре на тарелке ничего не остается. Торговец вне себя.
Новый номер программы… Чарли и его пес в дансинге, который можно с одинаковым успехом назвать кафе, мюзик-холлом, таверной и многими другими наименованиями…