Всевидящее око [Чернее черного. Всевидящее око. Работа для гробовщика]

Марш Найо

— Хорошо, — кивнул Аллен.

— Я все еще стоял у окна, когда машина выехала из тени под деревьями сквера, свернула направо и остановилась немного дальше. Я запомнил номер.

— Ах, вот как! — обронил Аллен.

— Это было как раз когда Шеридан исчез в Мьюс. Шофер вышел из машины… но продолжать, я думаю, нет нужды.

— Вы меня разоблачили.

— Ну конечно. Можно сказать и так. Я видел, как вы постояли на углу и вернулись к машине. А потом машина тронулась и въехала на Мьюс. Разумеется, я умирал от любопытства, но поверьте,

Аллен, не собирался отвлекать вас или как-то мешать… гм…

— Слежке?

— Ох, дорогой друг! Пойдем дальше. Я отвернулся от окна и как раз хотел включить свет, когда вдруг услышал, что по лестнице спускается Чабб. Слышно было, как он шел через холл, а потом остановился перед дверью салона. Только на миг. Я не мог решить, включить ли свет, сказать: «Я здесь, Чабб…» или что-то в этом роде, или дать ему уйти. Но атмосфера была настолько неприятна, что я решил оставить его в покое. Он вышел, запер дверь на два замка и ушел в ту же сторону, что и Шеридан, и вы. На Мьюс.

Мистер Уиплстоун помолчал; непонятно, то ли ради пущего эффекта, то ли подбирая нужные слова.

— И вот тут, — продолжал он, — я вспомнил. Понятия не имею, почему именно в тот момент, но вспомнил.

— О чем вы вспомнили?

— О Шеридане. Вспомнил, где его раньше видел. С тех пор прошло больше двадцати лет. И было это в Нгомбване.

Фокс тихонько присвистнул.

— На судебном процессе. В то время, разумеется, в британском судебном присутствии. И Шеридан там был в роли обвиняемого.

— В самом деле?

— Тогда его звали по-другому. Говорили, что он выходец с португальского востока и звали его Мануэль Гомес. Ему принадлежали обширные кофейные плантации. Обвиняли его в непредумышленном убийстве. Одного из работников, которые взбунтовались, по его приказу привязали к дереву и избили так, что тот умер от гангрены.

Фокс сочувственно прищелкнул языком.

— И это не все, дорогой Аллен. Обвинителем был молодой нгомбванский юрист, обучавшийся в Лондоне; полагаю, первый в своей стране.

— Господи Боже, Бумер!

— Вот именно. Помню, он настаивал на суровом приговоре и требовал смертной казни.

— Как же звучало заключение присяжных?

— Не помню точно, но получил он пятнадцать лет. Плантации перешли в руки государства, но ходили слухи, что Гомес где-то спрятал большие деньги. Полагаю, в Португалии или даже в Лондоне. В таких подробностях я не уверен.

— А насчет него вы уверены?

— Абсолютно. И насчет прокурора тоже. Я сам участвовал в том процессе, есть дневник, который я вел в то время, и объемистая пачка вырезок. Можете проверить, но у меня сомнений нет. Когда на него упал свет фар, он хмурился. И мне все стало ясно, правда, только через пару минут.

— Актеры это называют запоздалой реакцией.

— В самом деле? — неуверенно протянул мистер Уиплстоун и продолжал: — Когда зачитали вердикт присяжных, у него случилась истерика. Это была отвратительная сцена, никогда ни раньше,

ни потом я ничего подобного не видел. На меня это произвело потрясающее впечатление.

— Он был в ярости?

— Пожалуй, да. Орал, грозил. Ему вынуждены были надеть наручники, но и потом… вел он себя, как дикий зверь, — вздохнул мистер Уиплстоун.

— Это хорошо! — воскликнул Фокс, следуя какой-то собственной мысли.

— Вы не хотите спросить меня, — промямлил мистер Уиплстоун, — почему я пришел к вам?

— Почему?

— Я был уверен, что вы следили за Шериданом, потому что как и я думали, что эти люди где-то устроят встречу. У Кобурн-Монфоров или у Санскритов. И, к несчастью, я был уверен, что Чабб тоже идет туда. Не имел и не имею понятия, собирались ли вы вторгнуться на их сборище, но предполагал, что эта новость для вас важна. Я видел, как Чабб вошел в керамическую мастерскую, пошел дальше, полагая, что вы будете где-нибудь на Мьюс, и заметил ваш автомобиль. И вот я тут, — закончил мистер Уиплстоун.

— Вы тут, а человек, который, на первый взгляд, был совершенно чист, оказывается, мог иметь первоклассный мотив.

— И я так подумал, — признал мистер Уиплстоун.

— Если речь идет о мотивах, — рассуждал Фокс, — можно сказать, что теперь на каждого есть минимум по одному. Чабб — дочь, Санскриты — утраченный бизнес, Шеридан — знаете сами. А как же с полковником и его женой?

— Бумер мне сказал, что полковник был глубоко уязвлен, получив отставку. Уже видел себя в мундире фельдмаршала или что-то в этом роде. Вместо этого ему осталась только выпивка.

— Эти мотивы одинаково связаны и с президентом, и с послом. Полагаю, оба с одинаковым успехом могли стать жертвами покушения.

— В случае с Шериданом так не получается.

— Верно, — подтвердил мистер Уиплстоун, — в его случае это не подходит.

Долго они сидели молча. Наконец Аллен сказал:

— Полагаю, мы поступим следующим образом: вас мы оставим здесь, Фокс, и вы будете, хотя судя по всему и напрасно, наблюдать за керамической мастерской. Мы не знаем, к какому они придут решению, да и зачем вообще собрались. Попытаются вновь покушаться на Бумера? Или ликвидируют свой рыбий ку-клукс-клан? Мы вообще ничего не знаем. Но вполне возможно, что-то произойдет. Если вы сегодня сможете подольше продержаться на ногах, Сэм, я хотел бы взглянуть на ваши вырезки.

— Разумеется, рад буду помочь.

— Тогда пойдемте?

Они вышли из машины, и Аллен вновь просунул голову в окно.

— Санкриты сюда не вписываются.

— Нет? — переспросил Фокс. — У них нет мотива?

— Нет. Бумер мне сказал, что они возвращаются в Нгомбвану. Им вернули фирму. Не помните?

— Гм, в самом деле, — вздохнул Фокс, — совсем забыл.

— По крайней мере, есть о чем подумать, — сказал Аллен. — Оставайтесь на связи.

Он сунул в карман переносную радиостанцию и отправился с мистером Уиплстоуном на Уол.