Всей нечисти Нечисть...

Вихарева Анастасия

Новости об экспедиции добили его окончательно. Против правил он мог оказаться рядом с драконами, изучить их повадки, найти слабое место и, наконец, раскрыть секрет их долголетия. В другое время к драконам было не подступиться. Но разве неудачник, как он, мог мечтать о том, чтобы перепрыгнуть через миллионы желающих отважиться на рискованное предприятие?

На призыв он откликнулся не за тем, чтобы его взяли, а чтобы убедиться, что именно его не возьмут. Но верховный главнокомандующий ощупал его со всех сторон, заглянул в рот, смерил давление и сказал "браво!", выдавая талон на получение полного комплекта амуниции, инструментов,

снаряжения и аптечки. Так быстро и внезапно все произошло, что потом, в номере отеля, куда селили везунчиков, схватившись за голову, он долго пытался вспомнить, где и как он получил свой рюкзак и спальный мешок.

"Нет, -- решил он, -- пора вернуть добро народу!" Он всегда был незаконнорожденный сын, и сама мысль узаконить себя в глазах народа показалась ему дикой. В очередной раз он убедился, что его господин эксплуатирует его и на этот раз: сам он попасть сюда не торопился, но был искренне заинтересован в получении достоверной информации. Благодетелю ничего не стоило получить ее, будучи далеко, тогда как он, прислушиваясь к себе и усматривая лишь сумерки, терялся в догадках, кто Благодетель и что ему от него нужно, ровно как чем он там занимается. Он сложил обратно разобранные вещи, с сожалением пересчитал уже полученную часть вознаграждения и собрался выйти, как вдруг два народа сразу вошли в его номер, несмело озираясь по сторонам. И на свою беду, или на счастье, он замешкался, разглядывая добрых молодцев, которые в свою очередь с одинаковым любопытством, как-то уж слишком заинтересованно, рассматривали его, загородив выход.

Не преднамеренно, просто он занял кровать у окна, а им достались две кровати, которые были ближе к двери.

Один народ был бледнолиций голубоглазый северянин, с пышными густыми золотисто-русыми локонами, напоминающими, скорее, парик, с такими женственными чертами лица, что, встретив его на улице, он бы так и подумал -- женщина, и, несомненно, обратил бы внимание. Одет он был соответствующе, в синие обтягивающие джинсы и черную кожаную куртку с блестящими заклепками, цепочка на шее удерживала ковбойскую шляпу, которая болталась за спиной.

– - Зуля, -- он протянул руку, одновременно нога об ногу снимая вышитые серебряными нитками сапоги с острым концом и на каблуке.

Глубокая голубизна его глаз завораживала и притягивала, длинные ресницы, которые почти ложились на брови, несколько раз как-то уж слишком игриво моргнули. Утонув в его глазах, он не сразу обратил внимание на правильные черты его носа и пухлых губ. Пожал концы его пальцев, едва пошевелив губами и тряхнув головой. Думать о Зуле, как о мужике, получилось не сразу.

– - Валимир... Можно Валя... Я привык.

Второй -- загорелый кареглазый южанин, противоположно мужественный, с черными смоляными волосами, связанными в пучок, разом привел его в чувство, выставив и поднеся к носу кулак. В пронзительном взгляде второго народа чувствовалась некая сила, которая могла бы разоблачить и Благодетеля, чернившего его день и ночь. Он невольно засмотрелся, забыв, что только что собирался уйти, слегка позавидовав.

Кулак разжался и парень протянул руку, как первый.

– - Игорь...

Оба парня были жилистые, высокие, как он сам. Он даже почему-то не стал сопротивляться, когда они к нему подступили и начали ощупывать со всех сторон, и совершенно растерялся, когда вдруг новоприбывшие искреннее чему-то обрадовались и, таинственно и лукаво глядя друг на друга, пришли к молчаливому согласию. Никогда прежде у него не было, чтобы его приняли вот так, сразу. Обычно приходилось долго доказывать, что он человек и чего-то стоит.

И вдруг понял, что ждет их решения, как приговора...

– - Этот, кажись, нам подойдет, -- сказал один из них, пощупав его за ягодицу.

– - Изыдите от меня!
– - ответил он, грубо оттолкнув обоих.
– - Благочестив я, и помышления мои не допускают сатану!

– - Наши тоже, -- прогундосил второй.
– - Но как жить без сатаны? Кушать, бывает, хотца! Тьфу, святоша...
– - разочарованно повернулся северянин к своему товарищу.

– - Изгнали!
– - быстро сообщил он, пока те двое не разочаровались в нем окончательно.
– - Лицом не вышел... Дух Святый не пристает...

Он так устал от одиночества, что ему было все равно с кем разделить его.

Так с народом он не веселился с тех пор, как ушла из жизни его бабка-кормилица, самая веселая повитуха и ведьма, которая могла часами приучать его смеяться над собой. Он помянул ее с благодарностью, невольно списав быстрое сближение на последние его тренировки и медитации, которые он применил к себе, используя ее наставления, которые вспомнил совершенно случайно, наткнувшись в столичной библиотеке на манускрипт, который выставили как музейный экспонат, найденный в архиве некого мецената, который, разобидевшись на наследников, завещал свою коллекцию раритетов городу. Она знала, как без всяких пентаграмм вызвать демона пред светлые очи и заставить раскаиваться во всяком своем происке, как обличить нечистого и избить человека, не дотрагиваясь до него, как сварить чудесное зелье или обрюхатить вдовушку и покрыть вуалью молодую девицу.

Много она в него вложила премудрости, но тогда он был мальцом и премудростями не интересовался -- а жаль, как раз их-то ему и не доставало. Пятнадцать лет спасение было под боком, но разве кто-то задумывается о могиле, когда вся жизнь впереди и все дороги открыты? Как гром среди ясного неба грянула беда, когда вдруг в скором порядке пришлось вспоминать бабкину науку, чтобы спрятать себя под вуалью и отвести глаза косенькой с косонькой.

Ребята оказались веселые, по жизни больные оптимизмом. Казалось, их ничто не волнует, шутки сыпались из них, как горох из дырявого мешка. У него так не получалось. В тот же вечер они затащили его в кабак. Подъемных им выдали немного, но в горах они вряд ли бы пригодились, и он с радостью согласился потратить состояние. Знали бы они, сколько лет он не имел на руках столько денег сразу! Но два парня, похоже, не за тем шли, чтобы помнить о его благородной бедности. Отодвинув бутылку из-под самого дорогого вина, какое нашлось в заведении, со скучающими лицами, они дождались метрдотеля и выложили ему на стол все что имели.

Метрдотель оглядел их придирчивым взглядом и предложил на выбор: или платите, или молитесь на господина в форме.

– - Программа у вас не самая изысканная, посмешить бы народ. А можно мы станцуем?
– - предложил северный народец, заметив на сцене полуобнаженную девицу, искреннее удивляясь, что они заказали, чтобы им принесли такой огромный счет.
– - Поплачем, глядишь, подадут...

– - Все трое?
– - округлил глаза метрдотель, не без интереса приглядываясь к Зуле.
– - Освистают, будете мыть посуду и полы на все дни, пока вас в ваши горы не заберут!
– - пообещал он.
– - И завещание на меня напишете. Я слышал, вашему наследнику подъемные полагаются?