Вслед за героем
Шрифт:
— Слушай мою команду! — закричал я во всю силу своих легких. Меня услышали. Я догадался об этом по тому, как лица солдат повернулись ко мне.
Наконец, преодолен и самый мучительный момент: я оторвался от земли, согнувшись, побежал вверх, к тому месту, где лежал убитый лейтенант. Он лежал с закрытыми глазами. Его лицо казалось спокойным. Если бы не предательская струйка крови, можно было подумать, что он спит. Сняв с его груди трофейный автомат, я крикнул:
— За мной!
Назад я не оглядывался. Я слышал яростный топот ног бегущих за мной солдат
— Левее! Левее, товарищ лейтенант, — услышал я голос. Предупредили меня вовремя. Пригнувшись почти до земли, я пробежал несколько шагов и прыгнул в траншею. В это время моя фуражка, сбитая пулей, взлетела на воздух, а лоб ощутил горячее дыхание вражеской пули.
Зато, пробегая по пригорку, я увидел, как на ладони, маневр гитлеровских танков, которые шли гуськом по неглубокой впадине, намереваясь, очевидно, разрезать наши позиции. Стрельбу они вели по флангам, пытаясь подавить пулеметные и противотанковые огневые точки, опасные для них с боков.
Солдаты заняли в траншее свои места.
— Стрелять не спешите. Подпустим ближе.
— Так точно, товарищ лейтенант, — ответил пожилой бронебойщик с двумя нашивками за ранение. — Не мешало бы связочку гранат приготовить. На нас повернут, мы тогда в лоб их не свалим.
Огневой шквал ушел в глубь тыла. Послышался рокот самолетов. Они показались густой стаей над дальним лесом за вражескими позициями. С каждой секундой нарастал их шум, пока не слился в сплошной рев. Фонтаны земли поднялись над траншеями наших соседей. Теперь я уже не сомневался в своих предположениях: на нас падала задача отразить с флангов врага и обратить его в бегство.
Танки, дойдя до линии проволочных заграждений, замедлили ход: они боялись минных полей. Я приподнял голову над бруствером и в этот момент услышал выстрел из окопчика пожилого бронебойщика. Со вторым танком что-то случилось. Он делал безуспешные попытки двинуться вперед или назад, а вместо этого крутился на одном месте. Крышка люка зашевелилась, но оставалась закрытой: пули щелкали по броне танка, как дождь, и, конечно, никому из экипажа не хотелось рисковать жизнью.
Бронебойщик сделал второй выстрел, танк задымился.
Мы не смогли увидеть, что произошло дальше с этой машиной, так как головной танк, а за ним и остальные, повернули в сторону наших траншей и начали медленно подбираться к проволочным заграждениям.
— Гранаты приготовлены, разрешите, товарищ лейтенант, — услышал я голос позади себя.
Я оглянулся. Передо мной стоял солдат, который, как мне казалось, особенно недоброжелательно смотрел на меня перед моим докладом. Теперь в его глазах было столько доверия и дружественного сочувствия.
— Разрешите, товарищ лейтенант, — повторил он. — Мы устроили маленькую лазейку в проволочных заграждениях— я по ней проберусь… У нас тут только противопехотные мины поставлены, а они ему — что орехи.
Головной танк подходил к проволочному заграждению. Бронебойщики поливали огнем всю его лобовую часть, но безуспешно.
— Идите, — сказал я солдату, мысленно представляя себе его трудный и опасный путь.
Снаряды, выпущенные из танков, ложились далеко позади траншей. Каждый такой выстрел мы встречали громким криком, в нем была и радость, и издевка над вражескими танкистами.
Все же и у нас появлялись и раненые, и убитые. На левом фланге замолк пулемет. Оба пулеметчика лежали с простреленными головами. А пулемет должен был действовать.
— Пулеметчики есть? — крикнул я по траншее. На мой крик прибежал совсем молодой солдат без пилотки, с исцарапанным до крови лбом.
— Позвольте, товарищ лейтенант.
— А можешь?
— Да, поди, сумею…
Мы оттащили в сторону трупы убитых, и солдат, почему-то поплевав на ладонь, схватился за пулемет.
Длинная пулеметная очередь подтвердила, что солдат не подведет.
Мне некогда было заниматься подсчетом, но я отлично видел, что ряды наши редеют. Просить помощи? А разве на командном пункте не знают, что здесь творится?
Долго ли мы продержимся? Долго ли?
Головной танк с грозным ревом уже подминал под себя колючую проволоку заграждений, его пулеметы поливали свинцом все вокруг себя. Стрельба прекратилась. Солдаты, прижавшись к стенкам траншей, готовили последнее оружие — связки гранат.
Вдруг громкий звук взрыва заглушил все. Наступила такая тишина, в которой, казалось, слышно было биение собственного сердца. Вокруг нас закружились черные космы дыма. Я поднял голову над бруствером и увидел совсем рядом пылающий фашистский танк. Откинулась крышка люка, и над башней, в пляшущих языках пламени, появилось искаженное ужасом человеческое лицо. Объятый пламенем фашист рухнул вниз.
Окончился миг тишины. Грозный рев моторов снова оглушил нас. На этот раз на бреющем полете шли советские самолеты. Мы получили помощь с неба. В несколько секунд все видимое поле перед нами утонуло в облаках дыма, земли и металла, поднятых ввысь бомбовыми ударами наших летчиков. Когда пыль рассеялась, мы уже не видели немецких танков: они ушли в свое логово, оставив на поле боя еще две подбитые машины.
Вскоре связь с командным пунктом роты была восстановлена, меня позвали к телефону. И тут-то я впервые услышал голос Абдурахманова. Сначала он очень удивился незнакомому голосу. Мне пришлось обстоятельно объяснить ему, что произошло.
Этот первый короткий телефонный разговор с Абдурахмановым решил мою дальнейшую судьбу.
— Лейтенант Александров, — сказал он мне, — я прошу вас оставаться на своем посту до моего прибытия.
А прибыл он ровно через пятнадцать минут: не так уж далеко было добираться до наших траншей от землянки командира роты.