Вслед за тенью. Книга вторая
Шрифт:
«Я не девесат! Я разведчик», — поправляю я его.
«Вот оно как! — отвечает он, смеясь. — У вас случился провал, дорогой разведчик».
«Как это?» — спрашиваю я у него и чувствую, как мама сжимает мою ладошку.
«Помолчи!» — тихо велит она. И достает из сумочки белый квадратик с полоской посередине.
«Что это у тебя, мам?»
«Пропуск», — отвечает она и касается им небольшого экрана. Сирена сразу смолкает.
«Я тоже такой хочу!» — заявляю я и слышу голос человека в форме:
«Какая смена у вас подрастает, Ольга
«Еще — красивая, — добавляю я. И зачем-то уточняю: — Так папа говорит».
Мама снова сжимает мою ладошку, а человек в форме мне отвечает:
«Согласен — красивая. А какая уверенная в себе!»
«Извините, Андрей Валерьевич, — виновато говорит мама, — не с кем было оставить…»
«Уже в курсе. Разместите „разведчика“ в своем кабинете и выдайте ему задание», — с улыбкой распоряжается человек в форме.
«Так точно!» — отвечает ему мама. Мы проходим через турникет, который больше не шумит, даже когда я ещё раз дотрагиваюсь до его «рога». Скрытно, чтобы мама не увидела. Мне не хочется еще раз ее расстраивать. А человек в форме видит, но маме ничего не говорит. Только подмигивает мне. А потом разворачивается и уходит. Я гляжу ему вслед и спрашиваю:
«Кто это, мам?»
«Мой начальник — Андрей Валерьевич Орлов», — отвечает она.
«Он добрый!» — замечаю я, наблюдая, как тот скрывается за поворотом. И слышу:
«Не всегда…» Это всё… Он, наверное, уже в отставке… Столько лет прошло… По возрасту… должно быть так… Знаете, мне бы хотелось с ним увидеться, — вдруг призналась я. И услышала негромкое:
— Это невозможно…
— Почему? — разочарованно спросила я, совсем не подумав, что моя просьба могла показаться бестактной. — Извините… Должно быть есть причины… нам не встретиться… Секретность там или что-то еще… Понимаю…
— Что-то еще.
Мы смотрели друг другу в глаза. Я надеялась, что он продолжит и объяснит это «что-то еще», но он не спешил. О чем он думал, не знаю, но смотрел на меня как-то по-новому: без пренебрежения, которое время от времени демонстрировал в течение этих двух дней, без иронии, ставшей привычной в нашем общении, без подозрительности, которую я порой замечала. Он смотрел на меня по-новому: не как на простой ребус, который можно разгадать в два счета, а как на более сложную головоломку. Как на уравнение с несколькими неизвестными.
— Его нет в живых, — вдруг поделился Кирилл Андреевич.
— Погиб? Как мама? — совсем не подумав выпалила я.
— Сердечный приступ, — бросил он.
— Как жаль… — проговорила я и расстроилась. — Соболезную…
— Благодарю, — негромко проговорил он.
— Зачем вам было нужно, чтобы я вспомнила о парике?
Продолжая сидеть в своем объемном кожаном кресле, легонько постукивая костяшками длинных пальцев по левому подлокотнику, Орлов всё также смотрел на меня в упор. Молча.
— Вы левша? — вдруг спросила я.
Подумав с секунду, он коротко бросил:
— Амбидекстр.
— Это… это человек, одинаково хорошо владеющий обеими? — уточнила я, вспомнив, как в школе усердно училась писать «правильно»: не левой, а правой рукой. Чтобы не быть белой вороной среди одноклассников, ни один из которых не был левшой. Мне так хотелось хоть в чем-то быть как все, и я старалась. Старалась, прекрасно осознавая, что как все я все равно не стану. Хотя бы потому, что жила в специфических условиях: к семи годам уже имея печальный бэкграунд, я росла без обоих родителей и мало того, что семья моя была неполной, так еще и порядки в этой семье были далеки от среднестатистических.
— О чем задумалась?
— Пытаюсь понять зачем вы дирижируете моими воспоминаниями…
— И как? Успешно?
— Пока никак… Ума не приложу, зачем вам это. Решили выдрессировать обезьянку, чтобы потом выпустить на арену? Хоть намекните, на какую?
— У тебя богатое воображение… В моих планах нет выпускать тебя на арену. На какую бы то ни было…
— Правда? Интересно, почему же? Это могло бы быть… забавно…
— На арене ты будешь находиться на всеобщем обозрении… Это все равно, что принадлежать всем сразу…
Мы смотрели друг другу в глаза: он — с лёгким прищуром, я — снова в ожидании того, что он продолжит развивать свою мысль. Но он замолк и вскоре мне стало ясно, что развивать ее он не собирался.
Глава 10 Конфуз
— Вы тогда сказали: «Я решу эту проблему». Решили? — спросила я. И, заметив, что он не понимает, уточнила: — С париком, я имею в виду.
Он задумался ненадолго и медленно кивнул.
— Как?
— Обесцветил волосы.
— Зачем?
— Это нужно было для дела.
— Для создания образа?
— Да. — односложность его ответов ясно давала понять, что он не хочет развивать эту тему. Но я все же решилась спросить:
— А как часто вам приходится менять внешность?
— По необходимости… Как думаешь построить беседу с дедом? — резко перевел он тему.
— Да всё пройдет стандартно: получу очередную порцию нравоучений, выслушаю и приму к сведению. Хорошо, что это случится не сегодня. Надо будет Николая Николаевича попросить не сообщать дедушке о том, что он увидит.
— А что он увидит?
— Мое расцарапанное лицо. И дубленку, — вздохнув, объяснила я.
— Это мелочи.
— Вряд ли дедушка воспримет это именно так…
— То есть и Николай… Николаевич пляшет под твою дудку? Забавно…
— Что значит «пляшет под мою дудку»?
— Значит, и его ты прогибаешь под свои интересы. Как деда.
— Не понимаю, о чем вы толкуете…
— Всё ты понимаешь… Только, когда будешь давить на Серова, учти: если Громову не перед кем отчитываться, кроме как перед самим собой, то Николай Николаевич по долгу службы обязан доложить своему работодателю о любом подозрительном нюансе, связанным с объектом его охраны.