Всполошный звон. Книга о Москве
Шрифт:
Английское подворье (Старый Английский двор) в Зарядье — резиденция приезжающих в Москву английских купцов и дипломатов XVI–XVII вв. Фрагмент. Фото 1994 г.
Известно с 1556 г. В 1649 г. подворье было ликвидировано, а здание стало принадлежать различным купеческим родам.
Церковь Максима Блаженного разделяет две интереснейшие гражданские постройки: Старый Английский двор XVI–XVII веков и палаты бояр Романовых. Вот справка из «Диалога путеводителей» Ю. Александрова: «Великолепные палаты с парадным приемным залом, жилыми и складскими помещениями Иван Грозный передал английским купцам из „Московской компании“, образованной после возвращения в Англию капитана Ричарда Ченслера (английский
Старый Английский двор давал приют не только купцам, но и посольствам, когда те являлись на Русь. И тогда его называли Посольским двором. Ныне он открыт для обозрения.
Ф. Григорьев, Г. Анисимов. Собор Знамения Пресвятой Богородицы Знаменского, что на Старом Государевом дворе, монастыря. 1679–1684 гг.; колокольня 1784–1789 гг. Фото 1980-х гг.
Построили собор два костромских мастера «со товарищи по договору за восемьсот пятьдесят рублей, пожалованных боярином И. Милославским».
От Романовских палат остался лишь нижний этаж, сложенный из белого мячниковского камня, все остальное неузнаваемо перестроено архитектором Рихтером, пытавшимся подражать «восьмому чуду света» — царскому дворцу в Коломенском. Деревянный этот дворец известен лишь по натурным обмерам. Смутное представление Рихтера о древнем русском зодчестве воплотилось в нечто причудливое и спорное по вкусу.
Ныне здесь развернута экспозиция Музея боярского быта.
Церковь Зачатия Праведной Анны, что в Углу (на Москворецкой набережной). 2-я четв. XVI в.; приделы и галереи XVII в. Фото 1970-х гг.
Первое упоминание относится к 1493 г. Оформление фасадов храма и его пропорции говорят о влиянии построек итальянских мастеров.
На территории этих палат позже находился Знаменский монастырь. От него тоже осталось немало: мощный пятикупольный собор, Братский корпус, здание келий. Сложили собор наши мастера: Федор Григорьев и Григорий Анисимов — крепостные крестьяне-костромичи. Насколько суров собор снаружи, настолько легок, изящен внутри. Полагают, что классический интерьер создан Матвеем Казаковым. Превосходная акустика позволяет устраивать здесь концерты старинной русской церковной и светской музыки. И еще о двух церквах необходимо сказать. Церковь Георгия на Псковской горке была построена поселенными здесь купцами-псковичами в XVII веке, красивая колокольня возникла на полтора века позже. Маленькая церковь Зачатия Праведной Анны что в Углу действительно находилась некогда в углу Китайгородской стены, она — старшая сестра всех других уцелевших здесь церквей. Нельзя без горькой улыбки читать следующий пассаж того же Александрова: «Церковь Зачатия Анны ныне раскрыта к Москве-реке. Плавные, певучие линии ее объема, контрастные гостиничному зданию с его прямоугольными формами, вносят сильную эмоциональную ноту в застройку Москворецкой набережной». Можно подумать, что тут действовал мудрый и тонкий архитектурный расчет. Ничуть не бывало: чудная, но скромная по размерам старина Варварки раздавлена гигантским массивом гостиницы.
Улица Варварка — центральная часть Зарядья. Фото 1980-х гг.
На переднем плане — церковь Покрова Божией Матери, иначе именуемая по приделу Георгия Великомученика, что на Псковской горке. 1658 г.; колокольня 1818 г. Храм построен в стиле псевдоготики.
О Зарядье после всего сказанного много не скажешь, тем паче, что его более не существует, все пространство «заднего двора Китай-города» заняла гостиница «Россия». Зарядье получило такое название, поскольку находилось за рядами лавок Москворецкой улицы, что шла от Варварки до моста через Москву-реку. Мне кажется, что выводить название Зарядье от рядов на Варварке неверно. Зарядье — одно из древнейших поселений Москвы и одно из самых бедных. Несколько окультурилось оно в XVI–XVII веках, когда здесь стали селиться приказные, служившие в Кремле и на разных царских службах, появились тут и казенные учреждения, и Знаменский монастырь не побоялся осесть на зыбкой почве Зарядья. Но с переносом столицы в Санкт-Петербург все служащие покинули Зарядье, закрылись учреждения, и задний двор Китай-города окончательно деклассировался. Помимо мелких ремесленников и беднейших разносчиков здесь обитала всякая голытьба, городская протерь, которую не отпугивали ни грязь, ни скученность, ни эпидемии, то и дело поражавшие эти места.
Некоторое улучшение быта Зарядья произошло после пожара 1812 года, когда выгорели все до единого деревянные строения и мелкие собственники продали свои дворы. Кстати, этот великий пожар начался именно отсюда.
Отстраивалось Зарядье каменным, и квартиры в новых домах были по карману лишь квалифицированным ремесленникам да более или менее достаточным торговцам. Вот описание Зарядья 70-х годов позапрошлого века. Принадлежит оно писателю Белоусову, местному уроженцу: «Вся эта местность была заселена мастеровым людом… тут были портные, сапожники, картузники, токари, колодочники, шапочники, скорняки, кошелевщики, пуговичники, печатники, печатавшие сусальным золотом на тульях шапок и картузов фирмы заведений… Некоторые переулки представляли собой еврейские в буквальном смысле базары, ничем не отличавшиеся от базаров каких-нибудь захолустных местечек на юге».
А вот как выглядело Зарядье перед Первой мировой войной. Из романа Леонида Леонова «Барсуки»: «Жизнь здесь течет крутая и суровая. В безвыходных каменных щелях дома в обрез набилось разного народу, всех видов и ремесел: коечное бессловесное племя, мелкая муравьиная родня… Городские шумы и трески не заходят сюда, зарядцы уважают чистоту тишины… Только голубей семейственная воркотня, только повизгивающий плач шарманки, только вечерний благовест… Осенью в низине Зарядья стоит и со всех окружающих высот бежит сюда жидкая осенняя грязь…»
Захудалость Зарядья усилилась после революции. Мастеровой люд подался на фабрики и заводы, покинув Зарядье, а в освободившиеся дома ринулись бросовые элементы города. Тут хоронились воровские притоны — хазы, отсюда шли «на дело» молодцы с вострыми ножиками. Их шайки действовали по всему городу, особо тяготея к Балчугу, где они раздевали подгулявших посетителей популярного ресторана «Новомосковский». Среди их жертв оказался раз Василий Иванович Качалов, которого освободили от шубы с бобрами. Помню, как много говорили об этом прискорбном случае в городе.
И в пору моей молодости, и после Отечественной войны Зарядье считалось опасным местом, куда лучше не заходить постороннему человеку после наступления темноты.
И Китай-город, и вся Москва вздохнули с облегчением, когда Зарядье снесли. Никто не возражал бы и против гостиницы «Россия», будь она пониже. И то Н. С. Хрущев срезал несколько этажей, в проекте она была еще выше. Странно, что ни проектировщики, ни строители не задумались о лежащем поблизости ансамбле Кремля, который задавила громада гостиничного здания. Что это, элементарное архитектурное невежество? Трудно поверить: автор проекта Дмитрий Чечулин слишком опытный зодчий. Равнодушие к тому, что не свое, желание утвердить себя грандиозным сооружением, любовь к наградам?.. Как бы то ни было, прекрасный силуэт набережной оказался безнадежно испорчен.
К Китай-городу принадлежали Старая и Новая площади, существующие поныне. Правда, в прежнее время Старая называлась Новой и наоборот. По существу, обе площади были довольно широкими улицами, где по одну сторону шли дома, а по другую — стена. Когда-то на этом месте курчавился смешанный лес, о котором напоминает церковь Иоанна Богослова под Вязом, сейчас там разместился Музей истории и реконструкции Москвы.
На теперешней Новой площади находилась толкучка. Сюда после обхода московских дворов, накричавшись: «Старье берье-о-ом!», приходили старьевщики, у которых, как пишет Белоусов, можно было встретить «старомодный пуховый цилиндр, фрак или вицмундир, вышедшую из моды дамскую шляпу с перьями и цветами, изъеденное молью меховое пальто, распаявшийся самовар и другие самые разнообразные вещи». Описывает Белоусов и располагавшуюся посреди торжища «обжорку»: «Бабы-торговки сидели на крышках больших глиняных горшков, „корчаг“, закутанных тряпками, и продавали из них щи и горячие рубцы». И холодных сапожников, «подкидывающих подметки и набивающих каблуки большими гвоздями», которые назывались «генералами»; заказчики стояли босые тут же около сапожников, дожидаясь исполнения заказа.