Всполошный звон. Книга о Москве
Шрифт:
Я с детства считал, что своими названиями улицы обязаны печально знаменитым сподвижникам Грозного, прославившимся под Казанью и опозорившимся опричниной, — отцу и сыну Басмановым. Но они никакого отношения к Басманной слободке, давшей имя улицам, не имели. Недавно я перечитывал Карамзина, у него слово «басма» объясняется так: истукан, болван, статуя ханская. Но как же в таком случае мог Иван III «разорвать басму» хана орды Ахмата? Заглянем в Даля. «Басма — это лик ордынских ханов». Возили басму из Орды в Москву по Болвановке, нынешней улице Радищева. Русские люди называли басму болваном, поклонение татарской басме — болвановьем, а место, где, по преданию, происходило болвановье и куда относится раздирание басмы Иоанном, — болвановкой, отчего и храм, поставленный здесь, — Спас на Болвановке. Кстати, и дорога от Коломны к Москве называлась Болванной, а во Владимирской области болванов обзывают басмой.
Все это любопытно, запутанно и не имеет никакого отношения к нашей теме. Оказывается, басманом называли хлеб. Жили в слободе дворцовые пекари и выпекали казенный
В. Баженов. Мост через овраг в Царицыне. 1776–1785 гг. Фото 1970-х гг.
В 1775 г. Екатериной II покупается под Москвой село Черная грязь и именуется отныне Царицыным селом. Вскоре здесь начинается строительство дворцового комплекса, который должен был символизировать победу России над Турцией в 1774 г.
Район этих улиц — настоящее царство Матвея Казакова. По всей Москве разбросаны творения Казакова, сочетавшего творческий гений с великим трудолюбием: он строил в Кремле и Петровском парке, на Тверской и Большой Калужской, на Моховой и Страстном бульваре, на Петровке и Мясницкой, в Лефортове и на Гороховом поле — и это далеко не полная география казаковских чудес. Но нигде не представлен он так щедро, как в Басманных и прилегающих улицах: дом горнозаводчика Никиты Демидова в Гороховском переулке; великолепный, хотя и сильно испорченный достройкой дом Мусина-Пушкина на Разгуляе; деревянный особняк Муравьева-Апостола, отца трех декабристов; в Бабушкинском переулке (улица Александра Лукьянова) бывшая Басманная больница и, наконец, храм Вознесения на улице Гороховской, ныне носящей имя Матвея Казакова. Сытин считает, что имя зодчего присвоено этой улице по замечательному его творению — дворцу графа А. К. Разумовского. Возможно, так оно и есть, но это недоразумение: дворец построен Адамом Менеласом, известным своими работами в Царском Селе. Этому дворцу вообще не везет — другие знатоки «дарят» его архитектору Николаю Львову. Как разительно не схожи судьбы Казакова и его ровесника Баженова (оба родились в 1738 году), так же не похожи и судьбы их творений.
Казаков прожил очень спокойную, ровную жизнь, наполненную неустанным трудом, но бедную внешними событиями. Он строил — без устали, спада и перерывов — в Москве, Коломне, Царицыне, строил дворцы и жилые дома, больницы и церкви, городские усадьбы и монастырские ансамбли. Жил в тихом Златоустинском переулке и при доме держал маленькую архитектурную мастерскую. Он руководил составлением генерального плана Москвы, но сам как-то остался неприметен для окружающих; о нем не сохранилось воспоминаний, он невидимка в своей эпохе. Полная противоположность ему — Василий Баженов, человек шумный, заметный и несчастный. Начало жизни — блистательное: итальянские триумфы, звание академика старейшей в Европе Болонской академии, заказ Екатерины на строительство нового Кремля, грандиозный проект, ошеломивший современников, да вот беда — дальше закладки дело не пошло. Разочарование, смятение духа, упадок. Затем новый большой заказ — дворец для князя Потемкина в Царицыне, и страшное фиаско — дворец Екатерине не понравился (к фавориту она тоже охладела), приказ: дворец снести, а Казакову построить новый. Трогательные усилия Казакова сохранить как можно больше баженовского облегчения оскорбленному мастеру не дают. Омраченная душа все охотнее ищет спасения в мистике, масонстве. На этой почве Баженов сблизился с опальным наследником Павлом, что еще усугубило неприязнь к нему Екатерины. Лишь смерть императрицы спасла Баженова от судьбы Новикова, Радищева.
Все меняется при Павле I — фавор, возвышение; Баженов — вице-президент Академии художеств, ему поручено строительство Михайловского замка. Но почему-то в соавторах оказывается тяжеловесный Винченцо Бренна, любимый зодчий Павла, он и руководит строительными работами. На закладке замка Баженов получил лопаточку с раствором после него. Извечным русским способом он глушит тоску и умирает, едва шагнув за шестьдесят.
Казаков переживет его намного, а главное — переживут казаковские творения. Что осталось в Москве от Баженова? Деревянный макет кремлевского дворца, хранящийся в Донском монастыре, несколько жилых домов, большей частью перестроенных, колокольня и трапезная церкви Всех Скорбящих Радости на Большой Ордынке (но сама церковь куда удачнее построена Осипом Бове), ротонда бывшего ВХУТЕМАСа на Мясницкой и, наконец, дом Пашкова. Но если этот дом действительно создан Баженовым, в чем до сих пор нет абсолютной уверенности, то он вполне заслуживает славу первого московского зодчего.
О Василии Баженове писали и пишут куда больше, нежели о Казакове, есть даже повести о нем. Литературу всегда привлекают фигуры горестные, неблагополучные, а не удачники, баловни фортуны. Но это ничуть не уменьшает великой заслуги Матвея Казакова перед Москвой и отечественным зодчеством.
Рассмотрим пристальнее то, что построил Казаков на Большой Басманной и возле нее.
М. Казаков. Дом Н. Демидова в Гороховском переулке. 1779–1791 гг. Фото 1980-х гг.
Памятник архитектуры классицизма. В центре фасада — шестиколонный коринфский портик на выступе цокольного этажа. Особой изысканностью отличается внутреннее убранство «золотых» комнат, украшенных резьбой, росписью и лепниной, выполненными по рисункам М. Казакова.
Парадным фасадом на улицу смотрит дом Демидовых. Судьба этого рода воистину сказочная. Демид Антуфьев был простым кузнецом на тульском оружейном заводе. Основателем неимоверного демидовского богатства стал его сын Никита Демидов. Известно, что начало его самостоятельной работы в качестве оружейника связано с дипломатом и дельцом петровских дней Шафировым. Тот показал царю образцы ружей, сделанных Демидовым, и они так понравились Петру, что он назначил туляка главным поставщиком оружия в Северную войну. Дешевые, по сравнению с привозными, ружья Демидова не уступали им в боевых качествах. Петр, ценивший одаренных и сметливых людей, приказал дать Демидову стрелецкие земли и угольные залежи на соседней засеке. Дальнейшая судьба Демидовых связана с Уралом. Демидовский род дал ряд сильных и колоритных в русской истории личностей. Конечно, самым примечательным был Акинфий Демидов, при котором демидовское рудное дело стало империей в империи. Это был человек большого ума, мертвой хватки и спокойной свирепости. На совести его немало преступлений. Когда явилась царская ревизия, он затопил в штольне рудокопов, чтобы те не могли пожаловаться на зверское обращение.
Портрет Никиты Антуфьева (Демидова). Холст, масло. Кон. XVII — нач. XVIII в.
Н. Д. Антуфьев (Демидов) (1656–1725) — родоначальник династии заводчиков и землевладельцев Демидовых. К кон. XVIII в. семья владела пятьюдесятью заводами, выплавлявшими сорок процентов чугуна в стране.
Старший его сын Прокофий равно известен своими чудачествами и щедрой благотворительностью. Им основан московский Воспитательный дом и Коммерческое училище. Брат его Никита покровительствовал ученым и художникам, издавал журнал «Путешествия в чужие края». Он переписывался с Вольтером и учредил при Академии художеств премию «За успехи в механике». Его сын Никита Никитич построил дворец на Гороховской, но ничем больше себя не прославил. Зато внук Николай Никитич прогремел на весь свет. Во время войны с Наполеоном он поставил от себя полк солдат — Демидовский, Московскому университету подарил коллекцию раритетов, построил в Петербурге четыре чугунных моста, разводил в Крыму тутовые и оливковые деревья, пожертвовал на инвалидов сто тысяч рублей и в пользу потерпевших от петербургского наводнения пятьдесят тысяч. Будучи посланником во Флоренции, оставил городу бесценную коллекцию картин, за что удостоился памятника. Крупнейшими меценатами были и другие представители рода. Всех не назовешь, упомяну лишь Павла Николаевича, курского губернатора, учредившего «Демидовские награды», которые выдавались и много лет спустя после его смерти. Нечто вроде русской Нобелевской премии.
М. Казаков. Церковь Вознесения на Гороховом поле. 1790–1793 гг. Фото 1994 г.
Памятник архитектуры классицизма. Состоит из главного помещения, имеющего форму ротонды, трапезной и трехъярусной колокольни с высоким шпилем. Храм украшен колоннами и пилястрами коринфского ордера.
Демидовская тяга к «художеству» помогла Матвею Казакову воплотить свои крылатые и дорогостоящие замыслы. Вот что пишет М. Ильин в книге «Москва»: «За строгой внешней архитектурой дома скрыто необычайное богатство его внутренней отделки. Если нижний вестибюль и круглая в плане столовая верхнего парадного этажа еще сдержанны… то расположенные за столовой вдоль уличного фасада комнаты — гостиные и спальня — поражают изысканностью разнообразных приемов убранства. Каждой комнате свойственны свои особенности, и вместе с тем все они составляют органическое целое. Парадные комнаты демидовского дома носят название золотых, поскольку они украшены тончайшей золоченой резьбой… Легкие перистые травы, вазы, наполненные цветами, и резной багет… поражают разнообразием своих декоративных форм… С резьбой сочетается роспись и не менее утонченная лепнина. Так, венку, искусно написанному на потолке спальни, вторит легкий растительный лепной орнамент, бегущий по краю потолка вдоль стен. Следует внимательно присмотреться к любой архитектурной детали убранства каждой комнаты — и к тонким колонкам у потолков, и к обрамлениям дверей, и даже к их ручкам. Здесь все — искусство, здесь продумана каждая мелочь».
Неподалеку, на бывшей Гороховской, стоит храм Вознесения, построенный в 1790–1793 годах. Тот же Ильин пишет: «Круглая форма самого храма подчеркнута стройной ярусной колокольней». И дальше он очень хвалит храм. Мне трудно согласиться с уважаемым знатоком Москвы. Округлая громада храма плохо соотносится с изысканной, быть может слишком изысканной, колокольней. Что-то не получилось у Казакова с этим храмом. Он был захвачен круглой формой и, похоже, здесь отказался от контроля своего строгого вкуса, дал себе полную волю. Получилось нечто огромное, но не величественное; странное, но не как причуда играющего духа, а как оплошность.