Всполошный звон. Книга о Москве
Шрифт:
Описывая это знаменательное событие в жизни Москвы, да и всей Руси, Карамзин упоминает Кучково поле. Да, Сретенка проходила по земле полулегендарного боярина Кучки, чьи владения захватил князь Юрий Долгорукий и основал на них Москву.
Сретенка отстраивалась лениво, пока в XVI веке Василий III не поселил здесь вывезенных из Новгорода и Пскова жителей. Василий продолжал традиционную политику Москвы, направленную на ослабление богатого и вольнолюбивого Новгорода. Сытин и некоторые другие авторитеты считают, что название «Лубянка» пошло от новгородцев, была у них улица Лубяница. Но есть и другое мнение: происхождение названия «Лубянка» местное — от луба, которым крыли мелкие лавчонки.
Сретенка была торговой улицей по преимуществу с довольно неказистыми лавками и лавчонками, особенно тесно грудившимися возле Сретенских ворот. С XVIII века среди торговцев и ремесленников стали селиться и знатные люди. Это объяснялось тем, что Алексей Михайлович
Но признаться, я люблю эту Сретенку, сохранившую, как никакая другая улица, обличье старой Москвы. И чем так привлекательны низенькие, лишенные всяких украшений домишки? Конечно, веем старины, но есть в них и соразмерность, архитектурная грамотность, соответствие своему жизненному предназначению. Те, для кого они строились, не обладали крупным достатком, они требовали от жилища лишь надежности, удобства и уюта для серьезного и спокойного существования.
Усадьба Орлова-Денисова на Сретенке. XVIII в. Фото кон. 1890-х гг.
С кон. XVI в. Сретенка заселялась жителями слобод, а также знатью, о чем, в частности, свидетельствует запечатленная на этом снимке усадьба, в которой в кон. XIX в. размещалось Правление московского страхового от огня общества.
Русская история несколько раз избирала Сретенку ареной своего действия. Так было в древности, когда соборяне встречали Чудотворную. В пору так называемой «третьей смуты» — после свержения царя Василия Шуйского — Москва была захвачена поляками. В 1611 году вспыхнуло народное восстание в столице. На его подавление засевшие в Кремле поляки бросили крупные силы. Ожесточенная битва разыгралась на выходе из Китай-города, где захватчиков встретил князь Дмитрий Пожарский с пушкарями Пушечного двора. Отступив к своему владению, Пожарский укрепился в острожке и дрался, пока не «изнемог от жестоких ран». Верные люди умчали его в Троице-Сергиеву обитель. Но уже меньше чем через год залечивший раны князь возглавил созданное Мининым народное ополчение, разгромил врагов и положил конец Смутному времени.
Вид Сретенки от Лубянской площади. Фото 1994 г.
Когда-то на месте площади находилось урочище Лубянка, где в лубяных шалашах велась торговля. Отсюда происходит и название площади, а улица получила наименование от Сретенского монастыря.
В царствование тишайшего Алексея Михайловича на Сретенке произошли волнения, вылившиеся в знаменитый и трагический соляной бунт. Царь, как уже говорилось, ездил на богомолье по Сретенке. Однажды его поезд был остановлен толпой народа, вручившей царю челобитную с жалобой на чинимые царскими сановниками притеснения. Тишайший велел стрельцам плетями разогнать смутьянов (в России даже скорбная жалоба доведенного до отчаяния народа немедленно объявлялась смутой). Через недолгое время толпа вновь собралась и подала другую жалобу. Вновь пошли в ход плети, но тут долготерпеливый народ московский возмутился всерьез, и в царский возок полетели камни, палки, комья земли. И началась уже не смута, а настоящий бунт.
Был такой период моей жизни, когда Сретенка стала чуть ли не самой важной для меня улицей города. Летом 1935 года в Малеевке, писательском доме творчества, где я жил со своими родителями, мы познакомились с милой молодой женщиной Марией Чаусовой, билетершей театра-студии Юрия Завадского. Добрая душа, Мария обещала завалить нас контрамарками и свое обещание выполнила. Мать и отчим деликатно пользовались услужливостью Марии, я же с присущей мне в юности необузданностью стал чуть ли не каждый день ходить в театр, помещавшийся в полуподвале жилого дома по Головину переулку. «Ученика дьявола» Шоу я смотрел не меньше двадцати раз, «С любовью не шутят» Мюссе — столько же. «Волки и овцы» Островского — раз десять. «Школу неплательщиков» Вернейля — счет потерян. «Соперников» Шеридана всего пять раз, но не по своей вине, о чем ниже.
Златоустовский монастырь. XV в. Бумага, карандаш. 1-я пол. XIX в.
Впервые упоминается с 1412 г. В кон. XV в. Иван III построил церковь, а потом мужской монастырь, назвав его по имени своего ангела Иоанна Златоуста.
В середине тридцатых годов XX века в Москве было полно талантливых и совершенно не схожих между собой театров. Еще работал Всеволод Мейерхольд: замечательные спектакли ставил в Новом театре забытый теперь Каверин; высоко держал знамя Александр Таиров; удивительный импровизационный спектакль «Гримасы» с блистательным комиком Быковым шел на сцене театра «Семперанте» (театр играл в большой аудитории Политехнического музея, где и сцены почти что не было, зато были талант и дерзость). Николай Охлопков поставил «Аристократов»; возник и, к сожалению, слишком быстро погас острый и своеобразный «Театр обозрений»; прекрасные спектакли ставил в своем театре-студии Рубен Симонов; переживали расцвет МХАТ-2 и Театр имени Евг. Вахтангова; Алексей Дикий творил чудеса в театре со скучным названием «имени ВЦСПС». Спокойно подремывал Малый театр и вдруг взорвался остужевским «Отелло» и с ним же дал удивительного «Уриэля Акоста».
Но по мне, самым лучшим был крошечный театрик Завадского. Достаточно сказать, что там играли молодые Марецкая, Абдулов, Мордвинов и Плятт. И были превосходные артисты: Алексеева — партнерша Мордвинова, Мей, Фивейский, возможно, я кого-то запамятовал. «Школу неплательщиков» оформлял чудесный Александр Тышлер.
Самым большим моим потрясением был «Ученик дьявола». Умная, ироничная и вместе трогательная пьеса Шоу нашла своего режиссера и своих актеров. Великолепен был Мордвинов в роли Дика, ученика дьявола, — огненно рыж, белозуб, насмешлив и романтичен! А генерал Бергойн — Абдулов, сколько тонкости в иронически-пристальном взгляде, скептической улыбке, в каждой скупо отмеренной реплике; а трепетная Алексеева в роли жены пастора, ее непорочное сердце очнулось для огненного бунтаря и безобразника Дика! Сколько раз бывал я на этом спектакле, и случалось, актеры выходили на сцену усталые после долгого репетиционного дня, но они сразу обретали второе дыхание в любимом спектакле и всегда играли с удовольствием и подъемом. Как это прекрасно, когда театр оказывается праздником и для исполнителей, и для зрителей! А ныне праздник почти ушел из театра, как правило, актеры отбывают повинность на сцене, выполняют скучный, надоевший урок. И что за странная тайна: в то неблагополучное время, в преддверии апокалипсиса тридцать седьмого года, театры цвели, а ныне ничего не получается. Создали кучу новых театров, но нет там жемчужного зерна. Осип Мандельштам говорил: «…Всякий балет до известной степени крепостной». Неужели это относится и к драматическому театру и воздух свободы ему противопоказан?
Но судьба моего любимого театра все же оказалась печальной. Его сослали в Ростов-на-Дону. По личному распоряжению Корифея всего. Сперва хотели послать туда МХАТ-2, но художественный руководитель Берсенев заупрямился, театр площадно изругали и расформировали. Завадскому не захотелось такой участи для своего детища, он поехал, и я не смог пойти в шестой, седьмой и… надцатый раз на полюбившийся мне спектакль «Соперники». Иные актеры не поехали: Абдулов, Марецкая, Плятт, они перешли в театр Моссовета. Алексеева оказалась в каком-то воинском театре в Берлине. Кажется, Мордвинов тоже недолго задержался в Ростове-на-Дону. Завадский довольно долго пробыл там, поставил «Горе от ума» и сам сыграл Чацкого. Этот спектакль привозили в Москву, все было очень добротно и квалифицированно, но праздник погас. Не знаю, много ли выиграл Ростов-на-Дону, получив остатки чудесного театра, но Москва много потеряла. Впрочем, потери этим не ограничились. Один за другим были закрыты, точнее, разогнаны: театр Мейерхольда, Камерный, Новый, «Семперанте», «Театр обозрений», студия Симонова, театр Охлопкова. Все оставшееся было МХАТом, зашедшим в тупик.
Как и всегда, я пытался выяснить, кто из знаменитостей жил на улицах, о которых идет рассказ. Урожай оказался на редкость скуден. Улица Большая Лубянка дала приют в доме № 28 художнику Василию Пукиреву, автору одного из самых популярных полотен «Неравный брак». Сретенка отмечена местожительством скульптора Сергея Волнухина, создавшего памятник первопечатнику Ивану Федорову, а дом напротив (№ 16) принадлежал жене великого Павла Мочалова, лучшего Гамлета на русской сцене.
Есть замечательная картина не слишком уж много создавшего Алексея Саврасова (он столько раз копировал своих «Грачей», что для новых работ не оставалось времени) «Сухарева башня», написанная в 1879 году. Даже поверить трудно, что в пору, так приближенную к нам русской классикой, Москва являла подобную убогость: избушки под тесовыми заснеженными крышами, деревянный забор, голые по зиме, сиротливые деревья, опушенные снегом кусты и лишь у подножия невероятно высокой среди всеобщей малорослости башни двухэтажный каменный сарай. «А не Сретенка ли это? — подумал я, ориентируясь на фасад башни. — Похоже, что Сретенка, только взятая художником не спереди, а с тыла».