Вспоминая голубую Землю
Шрифт:
– Тебе это нужно?
– спросила Гилберт.
– Я подумала, что лучше сначала спросить, дитя мое.
– Сделай это, - сказала Аретуза.
Ускорение включилось без предупреждения, без смягчающего перехода от невесомости. К своему ужасу и изумлению, Джеффри понял, что слышит шум двигателей даже в вакууме. Они работали с таким напряжением, что что-то от их мощности, какой-то фантом незатухающей вибрации, распространялось по корпусу корабля, несмотря на все промежуточные слои изоляции и противоударной защиты. Это звучало как оползень или давка, и это заставляло его очень, очень нервничать. Начали мигать красные лампочки, зазвучали сигналы главного предупреждения. "Куэйнор" выражал возмущенное несогласие с наказанием, которому он теперь подвергался.
Он хорошо служил своим хозяевам-людям. Зачем они проходили через это?
– Он держится, - объявила Юнис через горло Джеффри.
– Но это было самое легкое.
"Куэйнор" должен был подойти по изогнутой траектории, чтобы соответствовать вращению Зимнего дворца или даже приблизиться к нему. В "Сессне" для этого не потребовалось бы ничего, кроме скромного использования ручки управления и руля направления. Но искривление означало ускорение, а в вакууме этого можно было достичь только за счет тяги, направленной под углом к мгновенному вектору корабля. Магнитоплазменные двигатели не могли использоваться, и поэтому "Куэйнор" был вынужден использовать вспомогательное рулевое управление и маневровые ракеты, доведенные до предела своих возможностей. При такой нагрузке возможность прогиба была весьма реальной опасностью. Джеффри не нуждался ни в датчиках, ни в сигналах главного предупреждения, чтобы понять это. Он чувствовал это по тому, как его кости наталкивались на ремни, по скрипам и стонам, доносившимся из окружения.
Когда что-то лязгнуло о корпус, он предположил, что это возобновление атаки Зимнего дворца, но нет: это была всего лишь крупица обломков от "Киньети". Последовали новые залпы с барабанным боем, а затем они прошли через самую гущу событий. Ускорение и тяга рулевого управления усиливались и ослабевали резкими рывками по мере того, как Юнис совершенствовала свое решение для захода на посадку. Теперь они были совсем близко, менее чем в дюжине километров от станции, и степень ее повреждения - или его отсутствия - становилась гораздо яснее. Часть антипиратских устройств, возможно, каждое пятое, оказалась невредимой. Они медленно появлялись в поле зрения, а затем снова медленно исчезали из виду, как домики на чертовом колесе.
– Возможно, у нас все еще есть разрешение зайти на посадку, - сказала Джумаи.
Что-то ударило их. Предупреждения не было, и они были так близко к Зимнему дворцу, что даже пуля с кинетической энергией прилетела почти мгновенно. "Куэйнор" затрясся и продолжал трястись, поскольку энергия удара хлестала вверх и вниз по его шасси. Две или три секунды спустя дворец нанес еще один удар. В невротическом трепете своего зрения Джеффри поймал Миру Гилберт, изучающую схему: контур корабля с поврежденными участками, пульсирующими сердитым красным цветом. Он хотел заговорить, хотел спросить, насколько серьезны были травмы, но Юнис все еще держала его в плену.
Затем все стихло - ударов больше не было - и столь же чудесным образом ускорение ослабло, сгладилось, свелось к нулю. Они преодолели уровень максимальной опасности.
Причал издал еще один скрип, а затем все стихло. Даже сигнализация "Главная тревога" перестала реветь.
– У нас все чисто, - сказала Юнис.
– Мои пушки сейчас не могут нас тронуть - вокруг обоих причальных устройств есть мертвая зона, и мы находимся внутри нее. Обычный заход на посадку и стыковка будут завершены через...
– Она изобразила нерешительность, хотя ответ, несомненно, был известен ей заранее.
– Тридцать секунд. Пожалуйста, сложите свои столики-подносы и установите сиденья в вертикальное положение. Спасибо вам за полет с Экинья Спейс.
– Почему вы стреляли в нас?
– спросила Гилберт.
– Это была не стрельба. Это было напоминанием о том, что ничего нельзя принимать как должное.
– Она заставила его издать тихий, гордый вздох.
– Ну что ж, внучек, теперь, когда моя работа здесь закончена, не хочешь ли ты получить обратно свое тело?
Его глаза прекратили свой судорожный танец. Он снова мог говорить и нормально двигать руками.
– Ты молодчина, - сказал он.
– Ты чувствуешь необходимость сделать мне комплимент?
– Это то, что сделала бы Санди, - сказал он, обращаясь к теперь уже бестелесному голосу.
– Вот и все.
Вскоре раздался негромкий щелчок, за которым последовала быстрая последовательная барабанная дробь фиксаторов, запрограммированных, как лепестки какого-нибудь плотоядного растения, для фиксации на любом транспортном средстве, которое добралось так далеко.
Джеффри начал расстегивать свои путы. Это было трудно, но они пристыковались к Зимнему дворцу.
Теперь все, что им нужно было сделать, это зайти внутрь и посмотреть, что стало с Гектором.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Была темнота, отсутствие опыта, затем забрезжил янтарный свет, первобытное пробуждение сознания. Затем была комната, теплая и золотистая, украшенная так же роскошно, как внутри палатки любого богатого купца в любом пустынном караване из "Тысячи и одной ночи".
А Санди проснулась и смотрела на себя.
Шевельнулось воспоминание: ошибка, которую она не совершила бы дважды. Это было не ее собственное лицо, смотревшее на нее сверху вниз, но сходства было достаточно, чтобы признать кровное родство. Женское лицо, достаточно близкое к ее собственному, чтобы они могли быть сестрами или кузинами. И она уже видела эту женщину раньше, за слоями стекла, в пейзаже, более древнем, чем Африка.
Во рту у нее пересохло, губы слиплись. Тем не менее ей удалось вымолвить хоть слово.
– Сойя.
– Рада, что ты меня помнишь. Вы оба были довольно холодными к тому времени, когда мы добрались до вас. В ваших костюмах оставалось всего несколько часов эффективного жизнеобеспечения.
– Сойя была одета в белую блузку с примерно дюжиной ожерелий, часть которых была украшена подвесками с драгоценными камнями, некоторые - деревянными брелками. Она была сплошь кожа да кости, худощавая и угловатая, в то время как Санди (как она с готовностью признала бы) была мягкой и просторной. У них были общие гены, но они выросли в совершенно разных мирах. Ноги Сойи, обтянутые кожаными брюками и ботинками до икр, были до глупости длинными и стройными. Она была выше Санди и возвышалась над ней еще больше теперь, когда Санди лежала на спине, на диване или кровати в одном из углов комнаты. Там были занавески, а не стены. В подсвечниках курились благовония. В воздухе пахло медом, корицей, свежевыпеченным хлебом.
– Джитендра?
– спросила она, составляя его имя из трех отдельных слогов, каждый из которых стоил ей усилий.
– С ним все хорошо, не волнуйся.
– Сойя наливала что-то в стакан. Браслеты на ее запястье лязгали друг о друга, издавая постоянное металлическое шипение всякий раз, когда она двигалась.
– Ты мало что помнишь о том, как тебя спасли?
– Нет, - сказала Санди.
– Но ты знаешь мое имя.
– Мы уже встречались раньше.
– Да, мы встречались.
– В этом была нотка упрека.
– И все же у тебя были неприятности с этими людьми. Что ж, ты не можешь сказать, что тебя не предупреждали.
– Сойя наклонилась и поднесла стакан к губам Санди.
– Выпей это.