Вспоминая голубую Землю
Шрифт:
– Мы делаем все, что в наших силах, - сказал Джеффри.
– Это еще только начало.
– Это одна из точек зрения, - весело сказал Глеб.
– Особенно, если ты пытаешься уклониться от ответственности на уровне вида.
– Все идет действительно хорошо, - сказала Санди.
– Да, - сказал Джеффри.
– Я пробыл здесь всего пять минут, а уже чувствую себя так, словно меня вот-вот повесят, выпотрошат и четвертуют за мои преступления против биосферы.
– Чама и Глеб не имеют в виду это лично. А ты?
– спросила Санди.
– Да, но мы с радостью сделаем исключение для твоего брата, - с улыбкой сказал Глеб.
– Очень великодушно с вашей стороны, - ответил Джеффри.
– У нас здесь есть окно, - сказал Чама.
– Человеческий вид балансирует на пороге чего-то по-настоящему преобразующего. Это могло бы быть чудесно: взрыв жизни и жизнестойкости, зеленое цветение, выходящее за пределы Солнечной системы в межзвездное пространство. Мы находимся на пороге того, чтобы суметь это сделать. Но в то же время мы также могли бы оказаться на пороге укрепления, консолидации, даже своего рода отступления.
Джеффри покачал головой.
– С какой стати нам отступать, если мы зашли так далеко?
– Потому что скоро нам вообще не нужно будет здесь находиться, - сказал Глеб.
– Скоро, очень скоро, - продолжал Чама, - машины станут достаточно умными, чтобы вытеснить людей по всей системе. Как только это произойдет, по какой причине люди будут жить в этих холодных, одиноких местах, если вместо этого они смогут применить чинг?
– Мыслящие машины не восстанут и не раздавят нас, - сказал Глеб.
– Но они сделают нас чрезмерно зависимыми, не склонными к авантюрам, не желающими подвергать риску собственные тела, когда машины могут заменить нас.
Джеффри начинал жалеть, что они не остались в парке, с киосками с мороженым и боевыми воздушными змеями.
– Не понимаю, какое отношение ко всему этому имеют машины, - сказал он, указывая на застекленные корпуса.
– Все, - ответил Глеб.
– Потому что именно здесь все начинается.
Джеффри заглянул в нижнее окошко застекленной ограды. Это было что-то вроде каменного бассейна с низким растительным покровом и бурлящей водой.
– Сколько видов растений вы привезли сюда?
– спросил он.
– Сейчас живет и размножается около восьмисот, - сказал Чама.
– В криоспячке, или в виде генетических шаблонов, еще шестнадцать тысяч. Еще предстоит пройти какой-то путь.
– Боже мой, там внутри что-то живое.
– Он невольно ткнул пальцем в стекло.
– Я имею в виду что-то движущееся. В воде.
– Черепаха, - сказал Глеб скучающим тоном.
– С черепахами все просто. Если бы мы не могли делать черепах, я бы сейчас сдался.
– Покажи ему, что еще ты умеешь, - сказала Санди.
Глеб подошел к другому окну, расположенному несколькими панелями ниже того места, где стоял Джеффри.
– Иди сюда, - сказал он, постучав толстым пальцем по стеклу.
Видимая часть среды - хотя она явно простиралась далеко за пределы комнаты - представляла собой круг голой пыльной земли, окаймленный высокой травой пшеничного цвета. Возвышающийся над травой бесшовный занавес из эмалево-голубого цвета проецировался таким образом, что выглядел таким же убедительным и далеким, как настоящее небо. Когда Джеффри подошел, чтобы присоединиться к Глебу, тот продолжал постукивать ногтем по стеклу. У Глеба были очень темные ногти, подкрашенные зеленым, почти черным. Джеффри подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как зашелестела трава, расступаясь, позволяя зверьку размером с зайца выскочить на поляну.
Это был носорог цвета морской волны, размером с домашнюю кошку. Это был не детеныш. Его пропорции и походка, насколько мог судить Джеффри - с учетом подпрыгивающих движений, которые были неизбежным следствием лунной гравитации, - были в точности такими, как у взрослого животного.
Просто так получилось, что он оказался достаточно маленьким, чтобы поместиться в портфеле.
Он как раз убеждался в точности своей оценки, когда пара настоящих детенышей выскочила следом за тем, что, как теперь выяснилось, было их матерью. Малыши были размером с крыс, но ходили на абсурдно толстых, мускулистых, покрытых морщинами ногах. Они были такими же крошечными и точной формы, как игрушки для купания, отлитые из серого пластика.
Он рассмеялся, пораженный тем, что увидел.
– Нагрузка на ресурсы - это главное, - сказал Чама, присоединяясь к ним у окна.
– У нас нет средств поддерживать жизнь полностью выросших особей - по крайней мере, в среде обитания, которая не вызывала бы у них безнадежной клаустрофобии.
– Он откинул прядь волос со скулы.
– К счастью - по крайней мере, пока - нам это не нужно. Природа уже дала нам готовый механизм миниатюризации.
– Филетическая карликовость, - сказал Джеффри.
– Да. Почти по-детски легко достигается у млекопитающих и рептилий.
Чама был прав. Островная карликовость часто возникала, когда вид-предок разделялся на изолированные субпопуляции на островах. Аллопатрическое видообразование и последующая карликовость происходили снова и снова в истории эволюции, от карликовых аллозавров до гоминидов Homo floresiensis в Индонезии. Даже деревья делали это. Это была закодированная в генах реакция на давление окружающей среды; способ, позволяющий популяции пережить трудные времена.
– Те же самые механизмы помогут животным преодолеть трудное "узкое место" на ранних стадиях зеленого расцвета, - заявил Глеб.
– Все, что мы сделали, - это немного подтолкнули встроенный механизм к созданию крайней карликовости. Как будто природа предвидела эту будущую адаптацию к выживанию.
"Немного подтолкнули" прозвучало для Джеффри как властное преуменьшение, учитывая игрушечные пропорции носорогов. Но он вполне мог поверить, что Чаме и Глебу не потребовалось проводить много генетических манипуляций на глубоком уровне, чтобы достичь этого. Конечно, не было никаких свидетельств того, что карликовые животные были каким-либо образом травмированы своим состоянием, судя по тому, как они счастливо сопели и шаркали вокруг, а малыши шумно подталкивали друг друга локтями.