Вспомни лето
Шрифт:
– Черт побери, – бормотала она, снова и снова взмахивая расческой.
И когда ее раздражение достигло предела, она наконец исхитрилась одной рукой обхватить свою гриву. Но куда подевался зажим для волос? Наверное, эта штуковина отскочила, когда она шлепнулась на землю. Рейн огляделась, нет ли заколки где-нибудь поблизости.
Может быть, она у Корда?
Повернувшись к нему, Рейн поймала его взгляд. Он смущенно улыбнулся. Никогда ни один мужчина не глядел на нее вот так. Догадавшись, что Корду нравится смотреть, как она расчесывает волосы,
В общем-то она не смутилась. Просто и улыбка Корда, и ее румянец были для нее внове.
– Ну? – Рейн выгнула левую бровь. – Ты обнаружил у меня в рюкзаке секреты третьей мировой войны?
– Бутылка воды, карандаши, хлысты, блокнот для набросков, кассетный магнитофон, пленка, яблоко, плитка шоколада, эластичный бинт и заколка.
– Заколка? Покажи мне.
Корд порылся в рюкзаке и вынул заколку размером с ноготь. Рейн отпустила волосы и подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть. Корд едва сдержался, чтобы не притянуть ее к себе на колени и не обнять. Он хотел Рейн с невероятной силой, которая потрясла его самого.
Но он ничем не выдал своего голода, опасаясь, что она подхватится и удерет от него ко всем чертям.
– Это не то, – бормотала Рейн. – Ну куда он подевался? Я чистила Дева, когда меня окликнул капитан Джон. Впопыхах я положила зажим в надежное место, а потом забыла, куда именно.
– Давно это было? – поинтересовался Корд, едва удерживаясь от смеха.
– Пять недель назад, – призналась Рейн. – Я такая рассеянная. Капитан Джон клянется, что мне просто необходим сторож.
– Разве у тебя его нет? – спросил Корд безразличным тоном, но глаза его горели. Блю не упоминал о любовнике дочери, но отцы, даже такие, как Чандлер-Смит, обычно узнают о них последними.
– Нет. И если бы он у меня был, – добавила Рейн весело, – я бы и его тоже потеряла.
– Это зависит от мужчины, – улыбаясь, заметил Корд. Но в его голосе не было и намека на насмешку. Его охватил целый сонм чувств, в которых он и сам не мог бы разобраться, Рейн во все глаза смотрела на мужчину, который был так близко от нее и наблюдал за ней с волнующим ее пристальным вниманием. Она застенчиво подняла правую руку, чтобы откинуть волосы, упавшие на плечи и ему на руку, и едва заметно вздрогнула.
Но он заметил. У него вошло в плоть и кровь замечать любую, самую мельчайшую деталь.
– Ты ушиблась.
– Пустяки, – отмахнулась она.
– Дай посмотрю.
– Это просто ушиб.
Он молча ждал, протянув руку. И это молчание было красноречивее слов.
Что-то проворчав себе под нос, девушка закатала рукав голубой рубашки до локтя.
– Видишь?
На нежной коже алела свежая ссадина. Бурое пятно расплывалось над локтем и исчезало под синей тканью.
Шов на плече порвался, и в прорехе виднелись крошечные бусинки крови.
Он засунул палец в прореху и быстро дернул. Ткань поддалась легко, словно сотканная из дыма. При виде обнаженной плоти Корд стиснул губы. Он вытащил из кармана чистый носовой платок, смочил его водой из бутылки в рюкзаке и осторожно приложил к ссадине.
– Больно? – спросил он, глядя ей в глаза.
Она с трудом сглотнула и покачала головой, уловив нотки вины в его голосе.
– Все в порядке. – Она легонько коснулась его рукава. – Раза два в неделю со мной случаются вещи похуже.
– Но сейчас я всему виной.
Она молча наблюдала за ним, поражаясь, какими нежными могут быть его пальцы, стиравшие кровь. Смотрела на черные волосы, в ледяные голубые глаза, разглядывала его худощавое лицо, чувственный рот и спрашивала себя: как удалось этому мужчине, который поначалу не на шутку испугал ее, расположить к себе буквально в считанные минуты?
– Ты простишь меня? – спросил Корд.
– Конечно, – прошептала она совершенно искренне.
– У меня нет никаких антисептиков, – признался он, глядя на красную ссадину. – Поэтому предлагаю воспользоваться старым проверенным средством.
– А что это за средство?
– Поцеловать – и все будет хорошо, – ответил он звенящим голосом.
Она слегка раскрыла губы от удивления и неожиданности, словно приглашая его к поцелую.
– Но, – продолжил он низким и чувственным голосом, – я поцелую тебя не так, как отец целует ребенка.
Это будет поцелуй, исцеляющий раны у нас обоих.
Рейн ощутила, как подпрыгнуло ее сердце, и Корд наверняка почувствовал это. Смутившись, она быстро отвела взгляд. Она была не из тех, кто теряет голову уже оттого, что красивый мужчина держит ее за запястье и обещает поцеловать.
И вдруг Рейн поняла, почему у нее участилось сердцебиение. Нежность Корда пробудила в ней незнакомые чувства, о которых она до сих пор не подозревала.
Он поднял влажную ткань, еще раз осмотрел руку и сказал как о совершенно решенном деле:
– Лучше мы займемся этим сегодня вечером. Ты будешь здесь?
Рейн застало врасплох предложение Корда. Она подумала, что такие приемчики хороши при ведении разговора с позиции силы или для допроса. Сначала вы произносите какую-нибудь фразу, не задумываясь о том, как она будет истолкована вашим визави, а потом сразу ошарашиваете вопросом. Собеседник приходит в недоумение и становится игрушкой в ваших руках.
Рейн ответила на вопрос и лишь потом поняла, что тем самым согласилась встретиться с Кордом вечером.
– Ловко придумано, – одобрила Рейн.
– Благодарю. – Он улыбнулся. – Ты довольно быстро соображаешь.
Она скептически подняла бровь.
– По сравнению с тобой я просто тугодум. Но меня здесь не будет. Есть еще одна вершина, которую я должна осмотреть.
– Вон там? – спросил Корд, указывая на голые холмы и извивающееся ущелье.
– Нет. Я не должна подходить к нему на пушечный выстрел до предпоследнего дня перед соревнованиями. Поэтому, – сказала она, указывая на вершину, которая была в стороне от олимпийской дистанции, – мне придется согласиться на другую.