Вспомнить всё
Шрифт:
За неделю до выборов «Телскан», межпланетный институт, изучавший состояние общественного мнения, опубликовал результаты последних из проведенных опросов. Прочитав сводки, Максимилиан Фишер помрачнел, как никогда в жизни.
– На, полюбуйся, – буркнул он, перебросив сводку кузену, Леону Лайту, адвокату, недавно назначенному им на должность генерального прокурора.
Ясное дело, его показатели стремились к нулю. Выборы Брискин выиграет легко и непринужденно.
– Ну и ну, – удивился Лайт.
Разжиревший, не уступавший корпулентностью Максу, многие годы удерживавший за собой одну из резервистских должностей,
– Это все потому, что у него телевизионных каналов куча? – уточнил он и надолго присосался к банке с пивом.
– Нет, потому что у него пуп светится в темноте! – съязвил Макс. – Разумеется, все дело в телеканалах, недоумок: они ж день и ночь пашут, трезвонят – образ ему создают! – пояснил он и, помрачнев, ненадолго задумался. – Клоун… нет, может, рыжий парик для телеведущего и хорош, но для президента не годится, это уж точно.
Окончательно приунывший, он замкнулся в себе, умолк… однако самое худшее поджидало его впереди.
Тем же вечером, ровно в девять, на всех каналах Джим-Джема Брискина стартовал семидесятидвухчасовой телемарафон, крупномасштабный завершающий штрих, возносящий его к пику популярности, к верной победе.
Передачу Макс Фишер смотрел из президентской спальни Белого дома, сидя в кровати, в самом пасмурном расположении духа, невзирая на полный поднос всевозможных вкусностей под рукой.
«Ох, этот Брискин!» – уже в миллионный, наверное, раз с яростью думал он.
– Вот, – кивнув в сторону телевизора, буркнул он кузену, генеральному прокурору, устроившемуся напротив в покойном кожаном кресле, – полюбуйся, что вытворяет… умник!
– Безобразие, – промямлил Леон Лайт, жуя чизбургер.
– А вещает, знаешь, откуда? Из дальнего космоса, из-за орбиты Плутона. С самой далекой станции… куда твоим субчикам из ФБР не добраться даже за миллион лет!
– Доберутся, – заверил его Леон. – Я им велел взять его непременно: мой, говорю, кузен, президент, лично распорядился…
– Однако возьмут его еще не скоро, – заметил Макс. – Нерасторопен ты, Леон, дьявольски, проворства тебе не хватает! Слушай, чего скажу по секрету. Я отправил туда корабль, линкор «Дуайт Д. Эйзенхауэр». Экипаж готов сбросить на них яичко. Устроить им большой «бум», как только я дам команду…
– И правильно!
– А у меня, понимаешь, язык ее отдать не поворачивается, – закончил Макс.
Телемарафон на глазах набирал обороты. Едва отзвучали важнейшие новости, лучи прожекторов выхватили из полумрака красавицу Пегги Джонс в блестящем, обнажающем плечи платье, ленивой походкой, сверкая глянцем волос, вышедшую на сцену.
«Ну вот, – невольно сев, оживившись, подумал Макс, – на очереди высококлассный стриптиз в исполнении высококлассной девицы». Возможно, не настоящий стриптиз… однако оппозиция, Брискин с командой, определенно обратила себе на пользу и секс. Даже кузен Макса, генеральный прокурор, сидевший напротив, прекратил жевать чизбургер: смолкшее чавканье возобновилось не меньше чем через пару секунд.
Тем временем Пегги с экрана запела:
Джим-Джем, Джем-ДжимВсеми любим,Всюду о нем говорят!Рыжий парик,Острый язык,Джим Брискин – наш кандида-ат!– О, Господи, твоя воля, – застонал Макс, однако…
Однако поющая так прекрасно подчеркивала каждое слово немудреной предвыборной песенки каждым дюймом изящного, стройного тела!
– Так. Свяжусь-ка я с «Дуайтом Д. Эйзенхауэром», да поскорее. Пусть приступают, – решил он, не сводя глаз с экрана.
– Не робей, Макс! – подбодрил его Леон. – Знай, я вынесу решение, что ты действовал строго в рамках закона, на этот счет можешь не волноваться!
– Дай сюда вон тот красный телефон, – велел Макс. – Защищенная линия, только для совершенно секретных указаний Верховного главнокомандующего! Неплохо, а? – похвастал он, принимая от генерального прокурора ярко-алый аппарат. – Позвоню генералу Томпкинсу, а он передаст приказ на борт корабля. Жаль, Брискин, жаль, – добавил он, в последний раз взглянув на экран, – но ты сам виноват. Нечего было фокусничать: ишь, выборы ему подавай!
Тем временем девица в серебристом платье отпела свое и ушла, а на ее месте появился сам Джим-Джем Брискин. Макс на секунду замешкался.
– Привет, привет, дорогие мои товарищи! – заговорил Брискин и поднял руки, прося тишины.
Загодя записанные на пленку овации – уж Макс-то знал, что никакого зала со зрителями там, в дальнем космосе, нет, – ненадолго утихли и вновь загремели в полную силу. Брискин, приятельски улыбаясь в камеру, терпеливо ждал их завершения.
– Надувательство, – проворчал Макс. – Публика-то фальшивая! Хитер, стервец, хитер, и штаб у него дело знает. Готов спорить, его популярность растет как на дрожжах!
– Точно, Макс, – согласился генеральный прокурор. – Растет с каждой секундой.
– Товарищи, – серьезно, без тени улыбки начал Джим Брискин с телеэкрана, – думаю, все помнят: поначалу мы с президентом, Максимилианом Фишером, превосходно поладили.
Макс замер, так и не сняв с рычагов телефонной трубки: Джим-Джем говорил сущую правду.
– Но затем, – продолжал Брискин, – разошлись во мнениях по вопросу власти. Верховной власти и злоупотребления ею. Для Макса Фишера пост президента – всего-навсего инструмент, орудие удовлетворения его собственных, личных амбиций. Нет, я искренне верю, что во многих отношениях его стремления и цели вполне благородны: Макс в меру сил старается поддерживать заданный «Уницефалоном» политический курс… однако какими средствами? Средства – это уже совершенно иной вопрос.
– Вот! Полюбуйся, Леон, послушай, – проворчал Макс, а про себя подумал: «Что бы этот клоун там ни говорил, я службу не брошу и никаких помех не потерплю. Исполню служебный долг до конца. Стал бы он президентом, как я, – сделал бы то же самое».
– Закон, – вещал Брискин, – должен блюсти даже президент. Сколько бы у него ни было власти, власть вовсе не ставит его над законом. Закон превыше всего, – объявил он, подчеркнув сказанное многозначительной паузой. – Однако, как мне известно, в эту минуту ФБР, согласно прямому приказу ставленника Макса Фишера, Леона Лайта, предпринимает попытки закрыть мои телестудии, заткнуть мне рот. Таким образом, Макс Фишер вновь злоупотребляет властью, превращая органы охраны правопорядка в орудие удовлетворения личных…