Встреча через века
Шрифт:
– А именно?
– Слышал ты что-нибудь об антигравитации?
– Что-то слышал, - ответил Волгин, - только очень давно. Примерно тысячу девятьсот лет тому назад, - засмеялся он.
– Антигравитация, - сказал Люций, - в принципе то же самое, что и антитяготение. Техника использует эту силу повсюду. Например, арелеты. Наука о борьбе с силами тяжести называется гравилогией. И гравилогия полезна не только в технике, но и в медицине. Ты знаешь, конечно, что человек отдыхает лучше всего лежа. Почему? Потому что тяжесть тела меньше давит на скелет. Самая
– Я думал, что это просто мода, - заметил Волгин.
– Эта "мода" держится уже шестьсот лет. И вряд ли когда-нибудь исчезнет. Разве только найдут способ изготавливать их более узкими.
– А почему Мэри не носит пояса?
– Носит, но только под платьем. Так поступают многие женщины.
– Ты тоже мажешь надевать его вниз, - сказал Ио.
– Если тебе так больше нравится.
– Я буду одеваться, как все, - ответил Волгин.
– Но почему я до сих пор носил матерчатый пояс?
– Потому, что твой организм должен был окрепнуть в обычных для тебя условиях.
Верный своему решению, Волгин не спрашивал подробностей о технике антигравитации. Вряд ли эти люди могли ему объяснить так, чтобы он понял. Это был очередной непонятный ему факт, и он принял его, как все остальное. Так было - вот и все!
В очень древние времена люди воспринимали весь окружающий их мир, на земле и на небе, точно так же, как делал это теперь Волгин. Они не понимали явлений и приноравливались к ним, как к существующему факту, не доискиваясь объяснений.
Такое сравнение часто приходило в голову Волгина. Его гордость страдала от этого, но надо было терпеть, сейчас он все равно не мог понять.
– Значит, - сказал он, - я уже вполне окреп?
– Да, вполне, - ответил Ио.
– Давайте пояс.
Люций указал на стул возле кровати. Там уже лежал светло-серый костюм того же покроя, который он видел на Мэри и Владилене. Только те были темноликими.
– А почему у меня другой цвет?
– Ты любишь серый, - ответил Люций.- Разве не так?
Это было, разумеется, так. Люди тридцать девятого века все замечали.
На рубашке Волгина блестела Золотая звезда. По приезде в дом Мунция он снял ее и спрятал в ящик ночного столика. Автоматы, ведавшие чистотой одежды, не были знакомы с такими вещами и могли испортить муаровую ленту и звезду. Кроме того, Волгин мог забыть снять ее перед очередной сменой верхней одежды.
Теперь кто-то, вероятно, Люций, счел нужным прикрепить Золотую звезду на ее законное место. Зачем?
– Ты должен явиться перед людьми таким, каким они знают тебя, -сказал Люций, заметив удивление Волгина и поняв его причину.
– Ты легендарный представитель Героев Советского Союза, и не надо стесняться этого. Конечно, ты можешь снять
– Хорошо, я буду носить ее, - согласился Волгин.
Разговор о звезде снова навел его на давно интересовавшую его мысль: как воспринимают причину присвоения ему звания Героя Советского Союза современные люди? Вражда и ненависть неизвестны им, война отошла в область преданий. Все люди относятся друг к другу, как братья. Убить человека - это должно казаться им немыслимым. А ведь он, Волгин, уничтожил свыше четырехсот человек! Способны ли Люций, Ио, Мэри понять суровую необходимость, руководившую им?
– Я давно хотел спросить вас, - сказал он, - не кажется ли вам чудовищной причина моего награждения этой звездой?
– Чудовищной?
– ответил Ио.
– Напрасно ты думаешь так. На Земле и сейчас встречаются гады. Мы уничтожаем их и делаем это без всякой жалости. Ты скажешь, что это не люди. Верно. Но и люди могут быть хуже гадов. Великая Отечественная война первого века нашей эры была со стороны твоей страны справедливым делом. И она имела громадное значение для всей последующей истории человечества. Мы знаем и понимаем все, что произошло тогда. И человек, принимавший участие в этой войне, нам еще дороже.
– В том, что ты именно такой человек, - прибавил Люций, - лишнее свидетельство, что нам повезло.
– Ну, со мной вам как раз не особенно повезло, - улыбнулся Волгин.
– Было бы куда лучше, если бы на моем месте оказался какой-нибудь ученый.
Он внезапно заметил чуть заметную улыбку, скользнувшую по губам Ио. Она промелькнула и сразу исчезла, но ее значение было ясно. "Какая разница, - говорила эта улыбка, - ты или выдающийся ученый вашего века?"
Волгин почувствовал глухую обиду. "Как низко, - подумал он, - эти люди ставят моих бывших современников!"
Тень, пробежавшая по выразительному лицу Волгина, не укрылась от внимательных глаз Люция, и тот со всегдашней своей чуткостью понял ее причину.
Не в обычае людей тридцать девятого века было скрывать свои мнения, и Люций, не опасаясь задеть старого друга, сказал прямо:
– Улыбку Ио ты неправильно понял, Дмитрий. Он думал о том, что ты так же дорог нам, как всякий другой человек, и что мы любим тебя, как любили бы любого из людей твоего века.
– Конечно, - прибавил Ио, - я думал именно это. Если ты понял как-нибудь иначе, мне очень жаль.
– В вашей любви ко мне, - ответил Волгин, - я никогда не сомневался. И я понял именно так.
Он хотел бы, но не был в состоянии откровенно выражать свои мысли. В действительности он глубоко убежден, что понял улыбку Ио в ее истинном значении. То, что его хотели убедить в противном, доказывало только, что в исключительных случаях эти люди не избегали "спасительной" лжи.
"Ложь, - подумал Волгин, - не является органически чуждой им", Мунций пристально посмотрел на сына, и по выражению его лица Волгин понял, что отец осуждает несдержанность Ио.