Встреча с чудом
Шрифт:
Ася любила людей-мастеров. Это уважение к ним родилось еще в детстве, когда она приходила к отцу на работу и видела, как умны были его руки, как он понимал свой паровоз, который Асе казался непостижимо сложным.
Сейчас Грузинцев высказывал свое предположение о залегании коренного месторождения золота. Оно таилось где-то в этих горных дебрях и то подавало голос, заманивало, дразнило, то скрывалось бесследно. Несколько поисковых партий сжимали его в кольцо вот уже третий год. И знали — здесь оно, а ухватить не могли.
Петрович кивал, слушая Грузинцева.
Вот
Геологи склонились, рассматривая рисунок.
Посохов нравился Асе. Лицо его с орлиным профилем было чеканным, точно выбитым из красноватой бронзы. Голову усыпали серебряные кольца седых волос. Чертившая рука его тоже была будто выкованной. Пальцы металлически холодные, крепкие. Он походил на индейского вождя из книг Фенимора Купера.
Глядя на этих людей, Ася чувствовала себя так мало знающей! И захотелось ей тоже быть мастером своего дела, чтобы люди с уважением прислушивались к ее словам. Однажды отец сказал ей: «Ты хорошая потому, что не делаешь ничего плохого, но ты плохая потому, что не делаешь ничего хорошего». Ася тогда обиделась, а вот сейчас поняла, что отец был прав... Где-то он сейчас? Дома или в паровозной будке? Вспоминает ли своих непокорных дочерей?
Палей склонился к ней и тихонько, как будто что-то секретное, ведомое только им, спросил:
— Что вы такая хмурая? — и тут же стал многозначительно внушать: — Надо на все смотреть проще. Это стиль нашего века!
На другом конце стола пересмеивались рабочие.
— Бери, паря, хлеб, — сказал Космачу степенный, лысый Бянкин, бывший сторож совхоза.
— Я не у мачехи рос, везде достану, — ответил Космач.
Рабочие захохотали.
— С виду он прост, да привязан лисий хвост, — кивнул на Космача Бянкин.
— Мокрый дождя не боится!
Так они, состязаясь, неторопливо озоровали, поигрывали острыми словами, присказками.
Много интересных людей повстречали здесь сестры, и Ася научилась примечать их особенности, распознавать по мелочам характеры.
Славка была ко всему равнодушной. Она вяло рылась ложкой в каше, ни на кого не смотрела, не улыбалась...
В это утро большая часть геологов уходила в далекий, трудный и многодневный маршрут. В лагере оставались только старший коллектор, канавщики и повариха.
На лошадей вьючили сумы с продуктами, палатки, спальные мешки. Зная, что такое переход по таежному бездорожью, Грузинцев, Петрович и Посохов вьючили сами, тщательно затягивая каждый ремень. Им помогали Космач, Бянкин и рабочий по прозвищу «Комар».
Ася, придя в партию, сразу же отличила этого въедливого старикашку, крикуна и ругателя. Он со всеми спорил, никому ни в чем не уступал.
«Мужичонка вздорный, а до работы жадный, присосется к ней — не оторвешь, — сказал о нем Космач. — И любит, бродяга, ужалить словом, истинно — комар!»
Был он удивительно морщинистый, без передних зубов. И вдруг Ася узнала, что этому старикашке всего лишь тридцать пять лет. Зубы он потерял на Кольском полуострове от цинги, а сморщился от малярии и палящего зноя Кара-Кумов. И на Кольском и в Кара-Кумах он бродил с геологами.
Пока вьючили коней, Ася не отходила, стараясь понять всю эту хитрость вьючных седел, сум, ремней, подпруг и веревок. В жизни все может пригодиться.
Вышли уже в зной, когда начали остервенело терзать комары и слепни.
Максимовна вытерла мокрые глаза.
— Счастливый путь вам! Берегите друг друга. А мы вас ждать будем. Ты же, Ярослава, получше их корми! — сказала она. В этом маршруте Славке поручили готовить обеды и следить за лошадьми.
Шли гуськом: впереди Грузинцев, за ним, ведя в поводу лошадей, Космач, Комар, Бянкин. За ними цепочкой Ася, Славка, Палей, Посохов. Замыкал эту процессию Петрович с ружьем на плече. Сутулый, низенький, в ладно пригнанном, потертом комбинезоне, он шел легко. На боку его болталась полевая сумка, на спине был рюкзак, в руке геологический молоток с длинной ручкой. Несмотря на щуплое тело и на свои сорок шесть лет, он обладал поразительной выносливостью таежника.
С холма на фоне черной тучи засияла ярко освещенная солнцем белоствольная березовая роща. Цепочка геологов с рюкзаками и молотками медленно входила в нее, ведя навьюченных лошадей. Впереди твердо шел красивый, отважный бородатый человек, водивший такие же отряды в дебрях Колымы и по суровым скалам Восточных Саян. Его мчали в пургу собачьи и оленьи упряжки. Дважды он выносил на руках из тайги разбившихся товарищей.
При виде его у Аси сладко — точно в предчувствии счастья — заныло сердце. Она еще никогда не испытывала подобного. Ее удивило это чувство. «Что же со мной происходит?» — спросила она себя. И как-то сразу поняла, что ей все время хочется видеть Грузинцева, быть около него, слышать его голос, помогать ему в работе. Она ударилась плечом о сосну, испуганно остановилась, положила руку на грудь.
— Нет, нет! Только не это, только не это! — прошептала она и мысленно принялась уговаривать себя: «Мне это почудилось. Ничего нет... Только бы никто не заметил. Как же это случилось?.. Мне же ехать нужно. Хватит того, что Славка мучается... И уже не хочет ехать... Связана по рукам и ногам... Но я не тряпка, у меня есть силы...»
Вдали прозвучал голос Грузинцева, и хоть ей невыносимо захотелось оглянуться на него, она сердито прикусила губу и догнала рабочих.
С треском растаптывая сучки, громко переговариваясь, они вели лошадей.
— Лапоть! Что ты понимаешь в работе геологов? — наскакивал Комар на Космача. — Ни черта ты не смыслишь! Тебе бы только шляться по земле! А мы вот тут поелозим, клочки своей шкуры на камнях оставим и после нас, глядишь, прииск вырастет, глухомань оживет!
— Да брось ты, Комар, зудеть над ухом, — отмахивался Космач. — Вот крикун!
— А человек начинается с крика, — степенно заметил Бянкин. — Сначала мать кричит. Потом ребенок рождается и тоже сразу орет. Дескать, я живой! Я пришел на землю!