Встреча с пришельцем (сборник)
Шрифт:
— Ну и пусть живет. Это меня не касается, — сказал я.
— Не сомневалась, что ты ее бросишь. Все равно от меня никуда не денешься!
— Постой, — вдруг осенило меня. — Попроси эту женщину, чтобы собрала все мои документы и выслала на редакцию. Вещи может себе оставить, а вот документы…
— Будет сделано, — пообещала Галя. — Пусть только не отправит, я ей покажу! Она у меня за все получит!
— Запиши адрес.
— Адрес у меня есть. Так что не волнуйся.
Еще с полчаса Галя вспоминала новости, которые могли, по ее мнению, меня интересовать. Я встречал
— Любимый, ты ведь знаешь, я тебя буду ждать! И ты обязательно приедешь! — произнесла она.
Последняя фраза по интонации звучала так: «Попробуй только не приехать!»
Дома меня встретили суровым молчанием.
— Так что, едем в лес? — спросил я.
Люся не ответила.
— Или вы уже передумали?
— Передумали, — сухо сказала наконец Люся и пошла на кухню.
Сегодня Духмяный был нарядный и торжественный. Галстук с огромным узлом явно мешал ему. Он забавно крутил головой и время от времени поправлял воротник рубашки. В радостном порыве даже похлопал меня по плечу:
— Ничего, и вы дождетесь такого!
Сегодня ему должны были вручать премию имени Гарпуна. Сегодня был день моего рождения, Люся по этому поводу готовила ужин. Хотела было пригласить нескольких гостей, но передумала.
— Втроем посидим, вспомним Славу, — сказала она.
После последнего инцидента она долго не смотрела в мою сторону. С трудом удалось ее убедить, что это недоразумение, ошибка молодости…
Редакционное собрание открыл сам редактор.
— Товарищи, — начал он, — всем известно, по какому поводу мы собрались? Сегодня состоится вручение премии имени нашего талантливого коллеги, нашего блестящего публициста, великолепного мастера боевого фельетона Вячеслава Гарпуна. Мы благодарны судьбе, что дала нам возможность работать под одной крышей, плечом к плечу с Вячеславом Трофимовичем. Мы гордимся тем, что на газетных полосах наши подписи стояли рядом с его фамилией. Тепло его улыбки всегда согревало наши души, его квалифицированный совет помогал написать лучше, убедительнее, острее. Мы учились и будем учиться у него журналистскому мастерству, непримиримости, принципиальности. Все мы смело можем считать себя учениками Вячеслава Трофимовича. Но непосредственным учеником его был Трофим Сидорович Духмяный. И то, что мы решили первую премию имени Вячеслава Гарпуна вручить именно Духмяному, не случайность.
Редактор проанализировал материалы Духмяного. Нашел их солидными, злободневными, выполненными на высоком профессиональном уровне. Затем перешел к другим редакционным делам. Напомнив присутствующим, что успехи не должны нас убаюкивать, он, как всегда, покритиковал отдел строительства, отдел культуры, который мало дает проблемных статей, отметил пассивность отдела спорта. Досталось и мне. Последний мой критический материал редактор назвал сереньким и слабеньким.
— Не забывайте, товарищ Зайчинский, — патетически провозгласил он, —
Было без пятнадцати одиннадцать, когда диктор телевидения пожелала спокойной ночи.
— Чай пить будете? — спросила Люся.
— Не откажусь, — отложив газету, ответил я.
Пили молча. Казалось, Люся настолько вся в своих мыслях, что вообще забыла о моем существовании.
— Что-то Леся неспокойно спит, не простудилась ли? — сказал я.
— Что? Ах, да, возможно. Хотя не похоже. Я не заметила ничего такого… А почему вы лимон не берете? И печенье?
— Скажите мне, Люся, — неожиданно для себя самого отважился я, — а что, если бы вы узнали, что есть человек, который любит вас? Любит не меньше, а может, и больше, чем любил Вячеслав. Неужели вы указали бы ему на дверь?..
Люся ошарашенно глянула на меня, покраснела и вдруг закашлялась. Как оказалось, она поперхнулась вареньем.
— Вот видите, — придя в себя, сказала Люся, — так можно совсем перепугать бедную женщину.
Выпрямившись в кресле, она вдруг стала очень серьезной:
— Как я вас поняла, это ваше объяснение в любви?
Не кажется ли вам, уважаемый Валентин Сидорович, что это святотатство? Еще и года не прошло, а вы осмеливаетесь говорить о подобных вещах! А потом, разве ритуальным годом исчерпывается траур? Нет, мой траур, моя скорбь — до конца моих дней!
Она вытерла слезы, для чего-то вынула ложечку из пустой чашки, протерла ее салфеткой и снова положила в чашечку.
Я молча смотрел на Люсю, восхищаясь ее благородным гневом.
— Не хочу вас обижать, — продолжала она. — Вы действительно чудесный человек, я верю в вашу искренность, вашу честность. Но поймите, если бы когда-нибудь в будущем я и ответила утвердительно на ваше предложение, вы были бы несчастным.
— Почему?
— Да потому, что я бы все время вас сравнивала, — кивнула она на портрет. — И вы от этого сравнения всегда бы проигрывали. Потому что Слава был идеальным мужем, и не вам, простите, с ним тягаться…
Она встала и подошла к окну. Я, приблизившись, взял ее за руку.
— Люся…
Пронзительный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть.
— Кто бы это мог быть? — тихо спросила Люся.
— Может, я открою?
— Нет, я сама… Зайчинский? — переспросила Люся. — Валентин Сидорович? Дома. Заходите, пожалуйста.
Высокая рыжеволосая женщина в кожанке не сводила с меня глаз. Ее губы беззвучно шевелились.
— Дорогой! — прожурчала она. — Ты как-то изменился! Даже немного постарел. Но такой ты мне еще больше нравишься. Любимый мой! Я все глаза проплакала по тебе! Решила, что ты меня бросил. И вдруг Галка говорит, что нашла тебя. Хвасталась, будто ты поклялся вернуться к ней. К этой…
— Я вас не понимаю… — растерянно пробормотал я.
— Ты меня называешь на «вы»? — насмешливо спросила она.