Встречи на «Красном смещении»
Шрифт:
— Есть в команде человек, с кем он проводит особенно много времени, — мужчина, женщина?
— Нет, сэр. Фенн любит быть в компании, как и любой парень, но постоянной женщины у него вроде нет. Он говорит, ему нравится разнообразие,
— А как насчет пассажиров?
— Вы имеете в виду, общается ли он с пассажирами? Нет, очень редко. Он знает, что это не рекомендуется, и считает, что команда у нас достаточно большая, чтобы, как говорится, не скучать между отпусками на берег.
Конрад старательно избегал смотреть на Беллу и Рацци, как будто у нас был сугубо мужской разговор.
—
— Нет, сэр.
— Когда вы в последний раз его видели?
— Вчера ночью. Где-то посреди ночной смены, около восьми. Мы сегодня останавливаемся у Тангенса, надо будет выгружать кое-какие ящики, а они стояли за клетями, которые едут до Дальней Звезды, вот мы и передвигали их — Фенн, я, Томпсил и Хендерн.
Я потер лоб.
— Мелгард выглядел нормально? Он не был чем-то озабочен?
— Да нет, прекрасно выглядел. Может, говорил чуть поменьше, чем всегда, но я на это и не обратил внимания. — Конрад овладел собой и больше не нервничал, как в начале разговора.
— У него были какие-нибудь денежные затруднения?
— Ни разу не слышал. Все у него шло нормально.
Я откинулся в кресле и развел руками:
— У кого есть вопросы?
Вопросов не было. Я отпустил Конрада.
Повернувшись к Белле, я сказал:
— Пока не найдется Мелгард, пассажиров на Тангенсе высаживать нельзя.
— Это исключено, — сказала она, как отрезала. — Если мы попытаемся задержать их, им придется ждать, пока обыск закончится, или ехать с нами дальше, и сойти здесь на обратном пути. В любом случае разразится скандал. Так что ищи побыстрее, Джейсон.
Воцарилось молчание. После паузы я сказал:
— Я, пожалуй, пойду наверх. Посмотрю, как идет поиск.
— Держи меня в курсе.
Бензод и я поднялись, чтобы уйти. Я первым подошел к двери в коридор и, отодвигая створку, услышал громкий хлопок звукового удара, мимо двери по коридору промчался ребенок, ростом раза в два ниже меня. Глухой, на басовитых нотах топот несся по пятам за маленькой фигуркой, переливающейся оттенками красного цвета, пока ребенок не скрылся в конце коридора. Темная тень бегущего скользила за ним на почтительном расстоянии, словно робкий ученик не решался приблизиться к учителю.
Забыв обо всем, я кинулся вслед. По мере того как я набирал скорость, топот бегущего ребенка зазвучал в привычном тоне: его спина сделалась сначала оранжевой, а потом приобрела свой обычный цвет. Его ноги, вспыхивавшие то красным, то синим при каждом шаге, двигались, казалось, все быстрее, но на самом деле это замедлилось мое субъективное время.
Я побежал быстрее, чувствуя нарастающее сопротивление воздуха, и вдруг звук моих собственных шагов умолк — я преодолел звуковой барьер. Теперь я слышал только звуки, доносившиеся от бегущего ребенка, и свист ветра в ушах. Кричать ему что-либо было бессмысленно, ведь он также бежал быстрее звука, и мне оставалось одно — догнать.
На четвертом уровне скорость выхода на орбиту составляла процентов восемьдесят от скорости света, и, если вы не хотели взлететь, выкладываться на дистанции не стоило. Собственно, взлететь большого труда не составляло, сложнее было приземлиться. Здесь все зависело от везения. Как правило, человек
К счастью, малыш не взлетел — скорее всего просто не хватило сил как следует разогнаться. Я бежал быстрее и постепенно начал нагонять его. Он не оглядывался и поэтому даже не подозревал о моем приближении.
Чем быстрее я бежал, тем заметнее сокращался коридор. Стены впереди приобрели отчетливый голубой оттенок. Я постепенно настигал ребенка, и вскоре нас разделял только один шаг. Мое ровное дыхание гулко отдавалось в голове. Вытянув руку вперед, я схватил малыша за воротник и поднял в воздух.
Он пронзительно закричал. Мы с ним были уже так близки к орбитальной скорости, что держать его на весу было совсем легко. Ребенок продолжал по инерции быстро перебирать ногами. Я резко затормозил, и коридор сразу вытянулся до своей нормальной длины. Ребенок тоже мгновенно потяжелел, и я поставил его на пол, продолжая крепко держать за шиворот.
В этот момент нас накрыла ударная волна. Громыхание длилось несколько секунд, — потом стихло, как далекая гроза. Если бы мы бежали медленнее, не так сильно обгоняя звук, удар был бы еще резче. Впрочем, он и сейчас напугал ребенка даже сильнее, чем мое неожиданное появление.
Я развернул малыша лицом к себе. Оказалось, что я гнался за девочкой — той самой, которую однажды видел кружащейся перед зеркалом в столовой. У нее была заметная щербинка между двумя передними зубами, и веснушки, которые сразу напомнили о Дженни, хотя волосы были не рыжими, а очень светлыми. Глаза смотрели испуганно и виновато, но я был уверен, что через пять минут она снова будет такой же беспечной, как прежде. На лице не было ни тени печали. Неожиданно она надула губки:
— Ну вот, поймали.
Я опустился рядом с ней на колени, чтобы наши головы оказались на одном уровне:
— Юная леди, вы знаете о том, что на этом корабле можно бегать только по правилам?
Ее глаза раскрылись еще шире, когда она увидела на воротничке кителя нашивку с моим званием, но голос звучал вполне невозмутимо:
— Нет, сэр. А что это за правила?
— Во-первых, держаться правой стороны. Во-вторых, чтобы бегать просто так, ради игры, есть специальные коридоры. Там на стенах нарисованы следы ног. А теперь скажите мне, что у вас случилось. Я должен знать обо всех происшествиях. Она невозмутимо и с важностью покачала головой:
— Нет, сэр, ничего не случилось.
При виде ее серьезного личика я не мог сдержать улыбки, хоть и понимал, что стоит мне уйти, как она снова примется носиться по коридорам: — Как тебя зовут?
— Бекки.
— Так вот, Бекки, ближайший коридор, где можно бегать, на следующем уровне, два перекрестка в ту сторону. Он идет с севера на юг. Попробуй поиграть там хорошо?
— Да, сэр. Значит, я могу идти? Вы меня не арестуете?
— Можешь идти. На первый раз не арестую.
Я не мог понять, разыгрывает она меня, чтобы тут же рассказать своим подружкам, как одурачила первого помощника, или на самом деле испугалась, но старается этого не показать. На всякий случай я добавил: