ВСТРЕЧИ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ
Шрифт:
В конце концов, была выработана следующая модель окультуривания оленеводов: в поселке располагается правление колхоза и сельский совет, клуб, почта с радиотелеграфом, может быть даже школа интернат. Имеются также дома для проживания колхозных семей, представители которых периодически уходят в тайгу пасти оленей, охотиться, ловить рыбу, сопровождать экспедиции.
В тридцатые годы началось массовое строительство таких поселков, но привыкшие к кочевой жизни оленеводы переселялись в них весьма неохотно. И тому порой были уважительные, но порой непонятные для белого человека причины.
Например, в Верхней Гутаре также построили добротные деревянные рубленые дома для каждой семьи. Но тофы предпочитали жить в чуме, который стоял во дворе, а деревянный дом использовали как подсобное помещение в качестве хранилища охотничьих принадлежностей и добытых шкур. Вроде бы имело место непонимание своего счастья первобытным человеком. Но ларчик открывался просто: в деревянном доме заводились клопы, к которым тофы не привыкли. А полчища блох в чуме их не беспокоили в силу привычки к этим насекомым с детства. Точно так же, как и к комарам.
Я привел этот пример не для того, чтобы посмеяться над любимыми мной Саянскими аборигенами, а для того, чтобы подчеркнуть, как непросто приобщать к европейской цивилизации первобытные народы. Да и вопрос, надо ли это делать повсеместно и в принудительном порядке?
Характерное и далеко не лучшее влияние европейской цивилизации на малые народы – приобщение их к употреблению крепких спиртных напитков. Дело в том, что организмы людей монголоидной расы, к которой принадлежат и тофы, генетически не приспособлены для эффективного расщепления молекул этилового спирта. И эти люди, вкусив «огненной воды», быстро превращаются в деградирующих алкоголиков.
Советская власть прилагала значительные усилия для приведения малых северных и кочевых народов в лоно европейской цивилизации. И, прежде всего, путем затраты значительных финансовых средств на это благое дело. Но финансовые средства, которые предоставляются человеку только потому, что он принадлежит к малой народности, зачастую превращает этого человека в элементарного халявщика.
Характерный сюжет поведала нам русская учительница в эвенкийском поселке Калар (1971 год). Оказывается, если эвенк привозит из тайги своего ребенка в поселковый интернат для обучения и воспитания в течение зимнего сезона, то этот эвенк получает в качестве награды десять рублей. Интернат за государственный счет не только учит, но кормит и одевает ребенка, который в начале лета отправляется на таежное стойбище весьма прилично одетым. Там родители снимают с него новую школьную форму и прячут ее в сундук, приговаривая: «Советский власть богатый, еще тебя оденет». «Видели бы вы, в каком рубище возвращаются осенью в интернат ученики…», – наполовину со смехом, наполовину с грустью говорила наша знакомая учительница.
Также Каларские учителя просветили нас по поводу национальной политики в этом эвенкийском районе. В сельмаг привезли дефицитные в то время японские шубы. Председатель колхоза распорядился продавать их сначала эвенкам, которые натянули на себя эти шубы, взгромоздились на оленей и поехали на стойбище пасти оленей. Из-за оставшегося небольшого количества шуб русское население Калара только что не передралось. А русское население – в основном местная интеллигенция: учителя, врачи и т.д.
Но вернемся в Гутару шестьдесят первого года. Мы вышли из правления, и пошли искать дом Александра Холломоева. Поселок состоял из полусотни деревянных изб, среди которых выделялись размером правление колхоза, сельсовет с красным флагом и магазин.
К слову, председателем сельсовета в Гутаре долгое время работала эстонка, которую также непонятно каким ветром занесло в эти края. Хотя, непонятно это было в то время. А сейчас можно предположить, что выселили ее по решению Советской власти соответствующие органы после войны из родного дома в края не столь отдаленные. И в этих краях она длительное время представляла Советскую власть. (Не самая абсурдная история из нашего прошлого.)
В магазин мы не могли не зайти. Ассортимент товаров достаточно разнообразный. Конечно, изысканной гастрономии нет, но сахар, консервы, мука и прочие простые продукты присутствуют. Никакого спиртного, конечно, и в помине нет.
Тут наши девушки вспомнили, что они не взяли с собой в поход необходимого косметического средства и поинтересовались, какой одеколон им может предложить продавщица. Долго наши девушки не могли понять, почему присутствующие в магазине аборигены мужского пола от смеха только что не повалились на пол.
Потом один из них, в перерывах между приступами смеха, объяснил, что в периоды отсутствия завоза настоящей «огненной воды» ее полноценной заменой служит одеколон. А так как хозяйство в нашей стране плановое, то на завоз этого продукта в каждый населенный пункт существует определенная квота. Так вот, свою квоту одеколона Гутарское население выпило на три года вперед.
Напоминаю, что нашим девушкам было, как и мне по двадцать три года, и они также как и я, только что начинали знакомиться с прозой жизни.
В дом Холломоева мы попали только к вечеру. Хозяин дома – живая легенда, он сопровождал с оленями Кошурникова в маршруте вниз по Казыру до тех пор, пока олени могли пройти по берегу. Отправив проводника с оленями назад, Кошурников с тремя товарищами начал сплавляться по Казыру на плотах. В конечном итоге, экспедиция погибла, а вернувшегося в Гутару проводника подозревали в позорном бегстве и даже в преступлении.
Не помню, по какой причине, но с Холломоевым мы не договорились. Не было бы счастья, да несчастье помогло, мы познакомились с Григорием Тутаевым, который несколько лет подряд сопровождал нас в путешествиях по Центральному Саяну. Но это совсем другая история.
На следующий день наш караван выходил из поселка Верхняя Гутара в маршрут. Две связки оленей везли рюкзаки. Во главе первой связки ехал Григорий, вторую связку вел его односельчанин Николай. За оленями налегке шагала вся наша группа. По сравнению с предыдущими походами, где в первые дни приходилось на своих спинах тащить тяжеленные рюкзаки, мы чувствовали себя настоящими путешественниками.
Тропа вела вверх по речке Каменке, которая впадает в Гутару несколько выше поселка. На протяжении семи километров, до подъема на гольцы, тропа двадцать восемь раз бродила реку, переходя с берега на берег. Броды были не выше чем по колено, и я не знал, что два года спустя увижу вздувшуюся после дождя Каменку. По дну реки с глухим рокотом влекомые бешеным потоком катятся булыганы, по ее поверхности несутся клочья пены, вот пронесся ободранный о скалы ствол дерева, кувыркаясь в воде …. Про брод через такую реку нечего было и думать.