Встречи с песней
Шрифт:
И когда дело подходит к припеву, в приятный этот дуэт вплетается хриплый после вчерашних телефонных разговоров бас комдива:
Позарастали мохом-травою, Где мы гуляли, милый, с тобою...Грустит баян. Три голоса ведут задумчивую песню о разлуке, о несчастной любви, о девичьем горе. Согласно, дружно поют и славный полководец, и знаменитый писатель, и командир дивизии, которому на рассвете предстоит развернуть штурм немецкой группировки, отказавшейся сложить оружие.
Мне вдруг на ум приходит дикая мысль. А что если бы кто-нибудь
Песня сменяет песню. А там, за обитой плащ-палаткой дверью, обдуваемая сырым, почти весенним ветром, обливаемая лунным светом, затаилась высота Воробецкая. Изрытая, источенная ходами сообщения, ощетинившаяся в сторону крепости стволами орудий. В теплеющей тьме фырчат моторы. Лязгают гусеницы. Войска готовятся для нового, решающего штурма!
«ЧАЙКА»
Эту историю рассказал мне старый друг, летчик-испытатель полковник Максимов.
— В первый же день войны летчики-испытатели столицы вызвались на фронт. В девять утра наш полк истребителей на одноместных машинах типа «Чайка» вылетел из Москвы. К вечеру мы опустились на полевой аэродром невдалеке от линии фронта. Ничто здесь не напоминало о войне: светило заходящее солнце, так же, как светило оно и несколько часов назад в Москве, в деревне разноголосо пели петухи, а на поле неугомонно трещали кузнечики. Механики готовили самолеты к бою. Вскоре наступила темнота.
Тот вечер, перед схваткой с фашистами в небе, оставил глубокий след в памяти. Вокруг на траве лежали боевые друзья. Каждого из нас томила неизвестность: что-то будет завтра. Однако не в характере наших хлопцев было унывать даже в самой сложной обстановке. Жора Бахчиванджи притащил баян и под общий гул одобрения вручил его нашему лучшему баянисту Косте Груздеву.
Музыка в тот вечер особенно трогала сердца. В небе сверкают звезды, вокруг друзья, вспоминаются родные и близкие, оставленные в Москве, а рядом нежная песня баяна. Хотелось сделать что-то необыкновенное — совершить подвиг, отдать жизнь за товарищей!
Больше всех переживал Кеша Субботин, самый молодой летчик полка. Кеша улетел на фронт, не попрощавшись с невестой. Несколько раз просил он Костю сыграть «Чайку» — очень популярную тогда песню Милютина. Было видно, что она напоминает ему что-то дорогое. Мы просидели так далеко заполночь, слушая задушевную песню. Помнишь:
Ну-ка, чайка, отвечай-ка, Друг ты или нет? Ты лети-ка, отнеси-ка Милому привет!Утром проснулись как-то все одновременно, будто и не ложились. Кеша Субботин даже запел:
— Что день грядущий мне готовит?..
Кто-то из друзей шутливо заметил:
— Вероятно, Героя!
На аэродроме был получен приказ: сопровождать на боевое задание штурмовиков и бомбардировщиков.
Я вылетел на сопровождение штурмового полка. После выполнения операции наша группа первая возвратилась
Связь с командным пунктом держали по радио все летчики. Нас обеспокоило сообщение Кеши: «Остаюсь с больным большим другом!» Это означало, что он отстает от строя с одним из наших подбитых бомбардировщиков. Мы потребовали, чтобы он не прекращал с нами постоянной радиосвязи.
— Все в порядке! — успокоил Кеша.
Он напевал любимую «Чайку», несколько изменяя слова. «Ну-ка, чайка, замечай-ка и следи кругом!», «Ну-ка, чайка, наблюдай-ка...» Ведь мы тогда и летали как раз на «Чайках».
Неожиданно голос Кеши передал тревожное сообщение:
— Справа из-под облаков выскочило звено «мессершмиттов»! Иду на сближение! Связь по радио временно кончаю!
Но, вероятно, волнуясь, Кеша забыл выключить ларингофон, и нам ясно слышалось его прерывистое дыхание и напряженное откашливание. По-видимому, фашисты наседали. Мотив песни сначала замер... Но вот мы снова услышали «Чайку», но уже совсем иную. Голос Кеши был неузнаваем. Что-то в нем зазвенело новое — грозное, воинственное: «Ну-ка, «Чайка», выручай-ка!.. Ну-ка, «Чайка», отвечай-ка!.. Ну-ка, «Чайка», получай-ка!!!» Видно, он отбивался от фашистских истребителей.
И это было ужасно: сидеть и слушать, как твой товарищ один дерется в неравном бою против тройки «мессершмиттов», и не быть в состоянии помочь ему. Вдруг послышался непонятный треск, какой-то шум, и наступила тишина. На наши вызовы ответа больше не последовало.
А вечером наша разведка донесла о геройской схватке Кеши. Он сбил одного «мессера», поджег второго и сам погиб, тараня третьего. Но он спас своего «большого больного друга».
ЖИЗНЬ, КАК ПЕСНЯ
Семнадцатилетняя украинская школьница Люба Валиева приехала погостить в Москву. Здесь ее и застала война. Решение было немедленным — на фронт! В первый же день она подала заявление о зачислении ее в ряды Красной армии. Всю ночь не спала Люба. Утром побежала в райвоенкомат и заявила, что не уйдет, пока ее не отправят на фронт. С большим трудом ее взяли в стрелковую роту.
— Во многих сражениях пришлось мне участвовать,— рассказывает Люба. — Рядовым бойцом принимала я участие в боях за Киев, Белую Церковь, Прилуки. Дважды была ранена. Из-за тяжелой контузии на время теряла слух и дар речи. Разрывной пулей мне раздробило кисть руки.
Через год, когда я была уже в звании сержанта, командующий фронтом генерал армии Ватутин направил меня на курсы усовершенствования командного состава при Первом Украинском фронте. Мне присвоили звание младшего лейтенанта и назначили на должность командира взвода одной из гвардейских частей.
Первый бой со своим взводом я приняла при форсировании Днепра на участке Вышгород. Вот об этой ночи я и хочу рассказать.
Был у нас во взводе боец по фамилии Кириченко, родом с Днепра. Всем сердцем рвался он к родным берегам, и любимой его песней была «Реве тай стогне Днипр широкий». Бывало, шагаем по пыльной дороге или отдыхаем на привале, Кириченко обязательно запоет свою песню. Весь взвод любил ее.