Встречи во мраке (Сборник)
Шрифт:
— Что вы делаете с мисс Доорн? — рявкнул Морхаус.— Гульда, мне сказали, что ты пошла сюда. Что им от тебя нужно?
— Филипп! — Встав с кресла, девушка обняла его за талию. Они посмотрели друг на друга, и внезапно оба улыбнулись. Инспектор нахмурился, Эллери вздохнул, а Джуна так и остался с открытым ртом.
— Извините, если я...— Ответа не последовало.
— Билл, убирайтесь отсюда! — буркнул инспектор.— Разве вы не видите, что о юной леди есть кому позаботиться?— Детектив вышел, пожав плечами.— А вы, мисс Доорн и мистер Морхаус, учтите, что как бы мы ни были рады видеть двоих молодых людей счастливыми, вы все же находитесь в полицейском участке.
15
На стульях, расставленных вокруг стола, расположились окружной прокурор Сэмпсон, полицейский комиссар и Пит Харпер. Джуна примостился на краю стула комиссара, время от времени тайком прикасаясь к его пиджаку, как к талисману.
Эллери и доктор Минчен стояли у окна, разговаривая вполголоса.
— Очевидно, в госпитале порядочный бедлам, Джон?
— Еще какой! — Минчен казался ошеломленным.— Никто не знает, что говорить или что делать. Весь госпиталь полностью дезорганизован. Люсиль Прайс! Это просто... просто невероятно!
— Нехарактерная внешность — лучшая психологическая защита убийцы,— пробормотал Эллери.— Кстати, как воспринял новости наш друг Кнайзель?
Врач поморщился.
— Как и следовало ожидать. Этот тип не блещет чувствительностью. Он не высказал ни восторга по поводу того, что теперь у него более чем достаточно времени для окончания его проклятых экспериментов, ни печали при известии о смерти своего соратника. Он просто занялся делом, запершись у себя в лаборатории, как будто никаких убийств и вовсе не было. Он хладнокровен, как змея.
— Надеюсь, не в траве? — усмехнулся Эллери.—Тем не менее,— продолжал он, обращаясь наполовину к себе самому,— держу пари, что он испытал облегчение, узнав, что кое-какая его теория оказалась ошибочной. Неужели его изобретение так же фантастично?.. Между прочим, я раньше не знал, что змеи хладнокровны. Спасибо за информацию.
— Свой рассказ о событиях,— заговорил Эллери, когда Минчен сел в кресло, а инспектор, махнув рукой, предоставил ему слово,— я хочу начать с того, что за все годы, в течение которых я принимал более или менее активное участие в работе отца, я никогда не сталкивался с таким тщательно спланированным преступлением, как убийство Эбигейл Доорн.
Довольно трудно решить, с чего начать... Очевидно, с той головоломки, которая мучает всех-, всех вас. Как могло случиться, что Люсиль Прайс, чье присутствие в приемной операционного зала было подтверждено многими надежными свидетелями: доктором Байерсом, сестрой Грейс Оберман и сомнительным джентльменом, известным под именем Большой Майкл, которые в то же самое время подтверждали присутствие самозванца, выдававшего себя за доктора Дженни, была в один и тот же момент двумя различными лицами?..
Все утвердительно кивнули.
— С помощью анализа,— продолжал Эллери,— я объясню вам, как она достигла этого спиритического эффекта.
Рассмотрим эту необычайную ситуацию. Люсиль Прайс была, само собой, медсестрой, по долгу службы дежурившей в приемной около лежавшей без сознания Эбигейл Доорн. В то же время она была самозванцем, претендующим на роль доктора Дженни. Свидетели клялись, что в комнате, кроме миссис Доорн, находились двое — сестра и врач. Кто-то из них слышал, как сестра говорила и видел, как врач вошел и вышел. Можно ли было предположить, что и сестра, и врач были одним и тем же лицом и что рассказ Люсиль Прайс был лжив? Теперь, когда все кончено, и мы знаем, что произошло в действительности, мы можем отметить одну многозначительную черту, которая делает кажущуюся невероятной серию обстоятельств не только возможной, но и вполне правдоподобной, а именно: когда сестру слышали, ее не видели, а когда видели самозванца, то его не слышали!— Эллери отпил воды из стакана.— Но я начал не с того, с чего нужно. Прежде чем рассказать вам, как Люсиль Прайс свершила чудо раздвоения личности, позвольте мне вернуться к началу дела и описать путь, по которому мы наконец приблизились к тому счастливому положению, когда истина все венчает..
Когда одежда самозванца была найдена в телефонной будке, маска, халат и шапочка не содержали никаких ключей, не имели никаких характерных деталей.
Но три предмета — брюки и два башмака — разъяснили многое.
Давайте рассмотрим туфли. На одном из них разорванный шнурок был обмотан куском липкого пластыря. Что же это означало? Мы приступили к работе.
Прежде всего после недолгих размышлений стало ясно, что шнурок,, очевидно, порвался во время преступления. Почему?
Мы имели достаточно доказательств, что убийство было тщательно спланировано заранее. Если бы шнурок порвался во время подготовительного периода, был бы использован пластырь для починки? Едва ли. Убийца достал бы новый, целый шнурок и вдел его в ботинок, чтобы предотвратить очередной разрыв шнурка во время преступления, когда дорога каждая секунда и любая задержка может оказаться роковой.
Конечно, встал естественный вопрос: почему преступник, вместо того чтобы просто связать концы шнурка, стал их склеивать? Обследование шнурка открыло причину. Если бы шнурок связали, он бы настолько укоротился, что завязать ботинок стало бы практически невозможно.
Была и еще одна деталь, указывающая на то, что шнурок был порван и починен во время преступления.
Пластырь был слегка сырой, когда я отделил его от шнурка. Очевидно, его использовали совсем недавно.
Итак, из самого факта применения пластыря и его влажного состояния следовало, что шнурок порвался во время совершения преступления. Когда же именно? До убийства или после? Ответ: до убийства. А почему? Потому что если бы шнурок порвался, когда самозванец снимал ботинок, то совершенно незачем было чинить его! Время дорого, а какой вред может принести порванный шнурок, когда ботинок уже сослужил свою службу? Надеюсь, это ясно? — Головы одновременно наклонились. Эллери закурил сигарету и сел на край стола инспектора.— Следовательно, мне было известно, что шнурок порвался, когда преступник надевал свой маскарадный костюм, т. е. незадолго до убийства. Но куда же это вело?— Эллери улыбнулся.— В то время не слишком далеко. Поэтому я отложил на время решение этого вопроса и взялся за любопытную проблему самого пластыря.
Я задал себе вопрос. Представители каких взаимодополняющих групп людей могли совершить преступление? Ну, например, курящие и некурящие, поющие и непоющие, белые и негры.
Так как мы расследовали убийство в госпитале, то напрашивалась классификация на профессионалов и непрофессионалов. Под первыми подразумевал людей, знакомых с госпиталем и больничной рутиной, причем знакомых до тонкостей.
Отлично! Рассмотрев с этих позиций факт починки шнурка с помощью пластыря, я пришел к выводу, что убийца-самозванец был профессионалом.
Как же я пришел к этому решению?
Ну, разрыв шнурка был, как я уже говорил, непредвиденным осложнением. Другими словами, самозванец не ожидал, когда надевал наряд хирурга перед убийством, что один из шнурков порвется, как только он наденет ботинки. Следовательно, он не мог запастись лишним шнурком. Значит, все его действия, связанные с починкой, не были запланированы заранее, а производились как бы инстинктивно, в силу чрезвычайной спешки. Но преступник в таких обстоятельствах использовал для починки шнурка липкий пластырь! Я спрашиваю вас: стал бы непрофессионал носить с собой пластырь? Нет! А не взяв его с собой, стал бы он искать пластырь, чтобы починить шнурок? Снова нет!