Встречи во мраке (Сборник)
Шрифт:
В доме царила та мрачная, душная атмосфера, которая обычно сопутствует всем домам, куда приходит смерть. Мужчины вошли в библиотеку, слуга закрыл за ними дверь.
Один усадил другого в кресло. Тот поднял устало голову, его взгляд был пустой.
— Она выглядела как живая, не правда ли?
— Она выглядела прекрасно, Грэй.— Друг неловко посмотрел в сторону.— Не хочешь ли ты подняться и отдохнуть?
— Нет, мне и здесь хорошо. Я... я уже в норме.— Грэй вымученно улыбнулся.—Это с каждым может произойти. Слезами и рыданиями делу не поможешь. Она тоже не желала бы этого.
— Выпей бокал коньяка,— заботливо предложил друг.— На улице очень сыро.
— Нет, спасибо.
— Или лучше кофе. Ты со вчерашнего дня ничего не ел.
— Спасибо, не хочу. Не теперь. Для этого еще будет подходящее время. Я смогу еще всю свою долгую жизнь есть и пить.
— Могу ли я здесь переночевать? Морган сможет устроить меня в гостиной?
Гаррисон отговорил его:
— Это не нужно, Эд. Мне гораздо лучше. Тебе предстоит длинный обратный путь, а утром ты должен опять быть на службе. Поезжай прямо домой и ложись спать. Ты заслужил это, ты был на высоте. Я очень благодарен тебе за все.
Друг протянул ему руку:
— Я позвоню тебе утром.
— Я тоже скоро пойду спать,— заметил Гаррисон.— Вот просмотрю еще пару присланных соболезнований. Это будет для меня каким-то занятием.
Друг попрощался с ним:
— Спокойной ночи, Грей.
— Спокойной ночи, Эд.
Дверь за ним закрылась. Гаррисон слышал, как он вышел из дома, затем подождал, пока Морган постучит в дверь, как обычно это делал перед сном.
Он сказал ему то же, что и своему другу Эду:
— Вы мне сегодня больше не нужны. Я только просмотрю почту. Нет, спасибо, мне ничего не нужно. Спокойной ночи.
Теперь он был один, как и желал этого. В скорби всегда лучше одиночество.
Некоторое время думал о ней. Об ее смехе в зале, об интонации ее голоса, когда она приходила домой и спрашивала Моргана: «Мистер Гаррисон уже здесь?»
Очень скорбно. Он всегда будет скорбеть, ибо всегда будет думать о ней.
Он попытался обратить свое внимание на письма с соболезнованиями. «Наше глубокое сочувствие». «Наша искренняя скорбь о вашей огромной потере». Как однообразно все это звучит. Но будет ли звучать это иначе, если ему самому встать на их место? Он продолжал читать. Читая четвертое, он ужаснулся, он не поверил своим глазам. На некоторое время он оцепенел, застыл, держа в руке эту записку.
Затем встал, положил ее дрожащей рукой на стол и снова застыл в неподвижности.
Потом решительно пошел к двери и вышел из комнаты. Сняв телефонную трубку, он набрал номер и стал ждать.
Когда он наконец заговорил, его голос звучал возбужденно и нервно:
— Это полицейский участок? С вами говорит Грэхем Гаррисон, Пенроз-драйв, 16. Не сможете ли вы кого-нибудь прислать? Криминального работника!.. Да, сейчас, если это возможно. Я полагаю, это касается убийства. Все остальное я сообщу человеку, которого вы пришлете... Нет, я не люблю по телефону... Хорошо, буду ждать.
Он положил трубку и вернулся в библиотеку, опять к столу, на котором лежала записка. Он прочитал ее еще раз.
Подписи не было. Там говорилось:
«Теперь вы знаете, каково это».
Прислали Камерона. Это дело поручили ему. Камерону не поручали трудных дел. Его послали, потому что в такое позднее время никого другого не было. Или, может быть, потому, что на подобный телефонный звонок следовало послать именно такого человека, как он. Его имя было Мак Лайн. Камерон был худой, и лицо его имело угрюмое выражение. У него были выдающиеся вперед скулы и впалые щеки. Походка его была неуверенная, поступки были необдуманными и опрометчивыми. Он брался за каждое дело с неуверенностью новичка; это происходило даже в простых делах, которые для него, казалось бы, являлись привычными.
— Мистер Гаррисон? —спросил он и представился.
Гаррисон произвел на него впечатление подавленного горем человека.
— Я сожалею, что побеспокоил вас,—сказал Гаррисон.— Мне кажется, что я немного поторопился.
Камерон вопросительно посмотрел на него.
— Когда я поразмыслил, то дело вдруг представилось мне совсем в ином свете, Я хотел уже снова позвонить и попросить вас больше об этом деле не заботиться. Сожалею, что вы напрасно приехали сюда...
— Но, может быть, вы все же расскажете мне, что вас угнетает, мистер Гаррисон?
Это несерьезно. У меня был своего рода шок.
Я очень нервничаю и переутомился. Когда я это прочел, то в первый момент мне пришло в голову ужасное подозрение...
Камерон ждал, но Гаррисон не закончил фразу.
А лишь добавил:
— Именно сегодня я похоронил свою жену.
Камерон с сочувствием кивнул.
— Я видел венок на двери. Но, тем не менее, скажите, что вы прочитали.
— Вот. Это находилось среди писем с соболезнованиями.
Камерон взял протянутую ему бумагу и внимательно рассмотрел ее. Потом поднял голову и испытующе взглянул на Гаррисона.
— Этому, естественно, не следует придавать значения,— быстро сказал Камерон.— Очень пошло, даже цинично сформулировано. Может быть, кем-то, кто сам долгое время скорбел о своей потере. Но, впрочем...— И он махнул рукой.
Вдруг Камерон уселся очень удобно, словно не собирался скоро уходить.
— Может быть, вы закончите ту фразу, которую недавно начали. Что же вызвало то ужасное подозрение, которое возникло у вас в первый момент, когда вы это прочитали?
Гаррисон неохотно ответил:
— Ну, моя жена умерла от болезни, самым обычным образом. Но когда я прочитал это, то сразу же подумал, что возможно... возможно, пожалуй, понять все это по-другому. Необоснованная мысль, навязчивая идея, подумаете вы? Мысль, что кто-то мог приложить к этому руки. Но, вероятно, эта идея, вспыхнувшая в моей голове, была совершенно нелепой. ^ и
Он закончил фразу с извиняющейся улыбкой.
Камерон не улыбнулся в ответ. «Все же идея,— сразу же подумал он,—а нелепая она или нет —в этом мы должны еще разобраться».