Встречи
Шрифт:
– Да не очень, товарищ командующий, - ответил Иванов.
– Так, так, - сказал Ватутин, низко склоняясь над столом.
– Что же тут получается?
– Здесь все, как вы приказали, товарищ командующий. Полная расстановка сил для удара левым крылом фронта.
Работа, которую выполнял Иванов, была не только важна сама по себе, она была своеобразным экзаменом на зрелость. Иванов внимательно посмотрел на. Ватутина: доволен ли командующий? Тот стоял, бессильно опираясь на стол, и медленно вытирал платком выступившую на лбу испарину.
– Товарищ командующий, вы больны?
Ватутин, словно его поймали на чем-то нехорошем, быстро сунул платок
– Этот вопрос не по существу, товарищ Иванов. Давайте докладывайте!..
Иванов вздохнул и расправил карту.
– Положение таково, товарищ командующий. Начальник артиллерии фронта доложил, что для осуществления вашего замысла требуется направить на левый фланг армии Коробова всю артиллерию, которая выделена нам из резерва Главного командования, и забрать артбригаду из соседней армии.
– Дальше!..
– Затем, так как тут особенно плохо с дорогами, нам придется для переброски грузов использовать автотранспорт двух соседних армий. Я предлагаю взять три автобатальона у Гапоненко.
– У Гапоненко!
– усмехнулся Ватутин.
– Да ведь он же взвоет! И прав будет. Как можно оставить целую армию почти без машин!
Он поднял глаза от карты и в упор взглянул на Иванова. Он прекрасно понимал, куда клонит начальник оперативного отдела. Хитер мужик! Такт ему не позволяет прямо сказать: «Товарищ командующий, в вашем замысле есть серьезные погрешности».
– Да, - произнес Ватутин задумчиво, - надо думать, товарищ Иванов, надо еще думать!..
Он тяжело опустился на стул. Неудержимо тянуло лечь. Болело горло. В висках стучало. Но он справился с недомоганием и, подперев рукой налитую болью голову, стал рассматривать пеструю вязь линий, значков, стрелок…
Он долго молчал. Молчал и Иванов, выжидая. Ватутин снова закашлялся, болезненно поморщился. Иванов теперь окончательно убедился в том, что командующий болен, и не на шутку, и про себя решил, что, как только выйдет отсюда, сразу же вызовет врача.
– Какие данные о сосредоточении войск?
– спросил Ватутин, когда кашель его наконец отпустил.
– Получено донесение от командира танкового соединения Родина, он начал разгрузку танков.
– Хорошо, - сказал Ватутин и вдруг зябко повел плечами.
– А не кажется ли вам, что у нас здесь холодновато? Печку бы затопить, что ли…
– Да, верно, товарищ командующий, - быстро согласился Иванов, хотя самому ему было жарко и он полчаса тому назад сказал ординарцу, что можно прекратить топить.
– Я сейчас распоряжусь…
«Черт подери! Что же это я расклеился, - выругался Ватутин про себя, когда Иванов вышел.
– Лучшего времени не нашел. Этакая напасть!..»
Он закрыл лицо руками и так сидел до тех пор, пока не услышал в соседней комнате шаги.
– Приказал, товарищ командующий, - сказал Иванов, входя.
– Сейчас затопят. Я и чайку погорячей распорядился принести…
– Вот за это спасибо. Что я хотел сказать вам? Да, предупредите Родина, что передвигаться он должен только по ночам. Эх, метель бы сейчас! Да только солдатам пришлось бы совсем туго! Такое бездорожье, хуже, пожалуй, во всей стране не встретишь! Ну, вернемся к главному. Итак, мы нанесем сразу основной удар двумя кулаками. Одним на участке Распопинская - Клетская. Здесь ширина прорыва будет километров двенадцать. Другим - со стороны Большой - высоты «219,5». Тут также километров десять. Мы прорвемся на большую глубину. Расчленим противника расходящимися ударами и сразу же поставим его в самые невыгодные условия. Он вынужден будет драться без связи с соседями, каждая часть в одиночку. Попробуем-ка! Мне кажется, это хорошо!
– Слушаю, товарищ командующий, - сказал Иванов.
– Но не прикажете ли повернуть армию, которая у нас на правом фланге, на случай контрудара с запада? Ведь наверняка, когда мы замкнем окружение, гитлеровское командование будет пытаться прорваться к Паулюсу!
Ватутин кивнул головой.
– Да, вы правы. Но одной армии нам в этом случае будет маловато. Когда окружение замкнется, нам придется значительные силы рокировать на правый фланг, вот сюда, в сторону Верхнего Мамона, с тем чтобы нанести новый удар и отбросить противника еще дальше.
– Он взял карандаш.
– Ну, давайте трудиться. Надо продумать все до конца. Ставка ждет нашего доклада…
За тонкой стенкой раздались чьи-то громкие голоса. Там как будто спорили. Иванов встал и быстро пошел к двери.
– Это к вам, товарищ командующий. Врач! Ольга Михайловна.
– Кто ее вызвал?
Иванов усмехнулся, но прямо на вопрос не ответил.
– Все интриги, интриги, - шутливо махнул рукой Ватутин и поднялся.
– Ну ладно! Все равно мне от нее не избавиться. Иду.
Он поднялся и пошел к двери, как-то неуверенно ступая.
2
– Вот вы в моей власти!
Ватутин оглянулся. Ольга Михайловна стояла слева от него, между распахнутой дверью и окном. Он сразу ее не заметил. В туго подпоясанной гимнастерке она казалась гораздо моложе своих лет, а ей было уже за сорок. Черты ее лица нельзя было назвать правильными - узкий овал, небольшой, короткий нос, который она непроизвольно морщила, когда о чем-нибудь думала. Все дело было в глазах - темных и блестящих. Они смотрели как-то удивительно прямо, освещая лицо и делая его красивым. Глаза часто меняли свое выражение, они смотрели то беспокойно, то ласково, то сурово. Ватутину нравилась в Ольге Михайловне та, подчас резкая, прямота, которую он называл про себя мужской… И все же в этой женщине было что-то, находившееся за пределами его понимания. Когда ему сказали, что Ольга Михайловна - жена Рыкачева и у них уже двадцатилетний сын, танкист, он поразился. Как могла эта живая, умная женщина полюбить этакого самоуверенного сухаря? И невольно он перенес на нее часть той настороженности, с которой относился к Рыкачеву. Друзья в генштабе однажды намекнули ему, что Рыкачев интригует против него, но так ничего толком не сказали, а он не поинтересовался. Однако сегодня он так явно почувствовал беспокойство командарма, его тайную тревогу, тщательно скрываемую смятенность, что невольно вспомнил о предупреждении. Смутное недовольство Рыкачевым еще больше укрепилось, когда он увидел Ольгу Михайловну, державшую в руках небольшую медицинскую сумку. «Сначала муж, а потом жена, - зло подумал он.
– Тут у меня прямо засилье Рыкачевых». Но, сдержанный от природы, ничем не выдал своих мыслей.
– Ну вот я в вашей власти, Ольга Михайловна, - сказал он, улыбнувшись.
– Не велите казнить, велите правду говорить.
– Что с вами?
– спросила она, и, посмотрев в ее напряженные, серьезные глаза, Ватутин невольно перевел взгляд на Семенчука, который тревожно ждал, что ему прикажут делать, мало ли что может понадобиться при осмотре.
– Знобит что-то! Очевидно, простудился, - сказал Ватутин.
– Наверно, ничего серьезного!..
– Это уже не вам решать, Николай Федорович.