Встречный бой штрафников
Шрифт:
– Кого ты вез! – услышал он голос старшего лейтенанта.
– Солдата, – ответил водитель.
– Ты хоть знаешь, кто этот солдат? Документы ты у него спросил? Или так, сажаешь в кузов любого встречного-поперечного?
Радовский шел вслед за полуторкой. Разговор в кабине вскоре затих. Лицо старшего лейтенанта показалось ему знакомым. И тут Радовский подумал вот о чем: а что, если и старший лейтенант узнал его и теперь теребил водителя только потому, что хотел узнать его фамилию, имя и отчество, какой части и прочее. Сворачивать в сторону
Вскоре началась ровная дорога, и полуторка благополучно умчалась вперед.
Возле крайнего двора на выбранной до земли кладушке прошлогодних потускневших дров сидел солдат. Рядом стоял карабин с примкнутым штыком. Часовой, сразу догадался Радовский, и внутренне напрягся. Часовой таскал из кармана шинели семечки и плевал на снег пеструю лузгу. Наплевал вокруг себя уже порядочно, видать, не один карман семечек изничтожил, стоя на посту.
– Здорово, Иван! – окликнул его Радовский.
– Здорово! Тильки я ни Иван, – отозвался часовой и перестал щелкать семечки. Стряхнул с шинели лузгу, всмотрелся в Радовского, который продолжал свой путь по дороге вдоль колеи.
– А кто ж ты?
– Петро.
– Здорово, Петро, – засмеялся Радовский. Он шел, не сбавляя шагу.
Часовой тоже продолжал сидеть. Он даже не взглянул на свой карабин, стоявший рядом.
– Что ж ты мени, як хриць называешь? Гэта тильки воны так бачуть: иван! иван! – И вдруг спросил: – Закурить не мае?
– Маю, маю, Петро, закурить. – И Радовский повернул к часовому, на ходу вытаскивая из-за пазухи кисет.
Он закурил с часовым. Заодно выпытал у того, что здесь, в Подолешье, да как.
– Что-то у вас больно тихо, – заметил он и кивнул самокруткой в сторону противоположного леса, откуда время от времени доносились глухие удары передовой.
– И слава богу, – сказал часовой. – А тебе в роту? В какую?
– В Шестую, – наугад ответил Радовский, понимая, что не назвать номер роты сейчас нельзя.
– А, в Шестую… – Петро затянулся, прищурился. – Гэта тоби еще километра два. В сторону Дебриков. Второй батальон тамо.
– Ротный-то мой жив?
– Анисимов-то?
– Ну да, он, лейтенант Анисимов.
– Он уже старшего лейтенанта получыв. Жив. Мы ж не наступаемо. Сидим в обороне.
Рискнул он на дороге, с водителем. Рискнул с часовым. Решил рискнуть и в третий раз. Три – его любимое число. Оно не могло его подвести. И не подвело.
– Пойду, пока не стемнело. – И, отсыпав часовому табачку из просторно кисета, спросил как бы между прочим:
– На той-то околице кто стоит?
– Дядько Охрем. Мы з ним земляки.
– Ну, бывай. Может, еще свидимся, табачку покурим.
– Может. Бувай здоров. А как тебя зовуть?
– Петром.
– Га! Так чого ж ты мовчав?
Радовский засмеялся, махнул рукой и пошел вдоль дворов. В центр деревни он не пошел. Штаб батальона наверняка там. А значит, там полно народу. Опять же посты, часовые. А что, если там не такой простоватый и болтливый хохол? И он свернул в проулок и вскоре вышел на северную окраину Подолешья.
Здесь часовой стоял на месте. Вытоптал себе лунку в снегу обочь дороги и стоял, кутался в немецкую шинель, накинутую поверх своей.
– Здоровенько, дядько Охрем! – окликнул он издали часового, по осанке и густым усам сразу определив его возраст.
– А кто ты такой будешь? Я вроде такого среди своих племяшей не припоминаю. – Голос часового был не очень дружелюбным.
– В хозяйство старшего лейтенанта Анисимова иду.
– А кто такой Анисимов? Не знаю я никакого Анисимова. – И часовой снял с плеча карабин. По его несуетным движениям и той ловкости, с которой он снял и перекинул на левую руку карабин с примкнутым штыком, Радовский понял, что перед ним солдат бывалый.
– Неужто мне документы и тебе показывать?
Часовой некоторое время недоверчиво осматривал Радовского. Потом опустил карабин и спросил:
– А какого хрена здесь оказался? Шестая вон где стоит! Под Дебриками!
– Я из госпиталя. На попутных добирался.
– А, ну тогда понятно. На раскурку-то не богат?
С этим Радовский решил разойтись поскорее. Черта с два у такого что выпытаешь. Скорее он у тебя какое неосторожное слово выловит.
Переходить лучше всего именно здесь, решил он, когда вошел в лес и прислушался. Левее, в ельнике, слышались голоса и ржание лошадей. Изредка там что-то гремело, как будто в мерзлую землю забивали железные пальцы. Возможно, там стояли замаскированные танки или артиллерия. Дальше дорога уходила в низину. Оттуда тянуло болотом. Болото! Вот где надо переходить линию фронта! Там наверняка нет окопов. В болото зимой солдата не загонишь. Ни окопа не отрыть, ни землянки.
С дороги он на всякий случай не сворачивал. Здесь, на дороге, он ефрейтор автобата Иванов. А если патруль его остановит в лесу, то его красноармейскую книжку рассматривать будут уже более тщательно.
Он уже спустился вниз, к болоту, когда из-за деревьев выскочил мотоцикл с коляской. Мотоциклом управлял танкист в телогрейке, надетой поверх комбинезона, в кожаном офицерском шлеме. На груди у него висел ППШ. Мотоцикл притормозил, и с заднего сиденья ловко спрыгнул лейтенант. Лейтенант передвинул из-за спины под мышку ППШ и, заступив Радовскому дорогу, скомандовал:
– Рядовой Фирсанов? – И, не дожидаясь ответа: – Руки за голову! Живо!
Мозг, натренированный на мгновенную реакцию в нештатной ситуации, подал сигнал тревоги: Смерш! Но тут же вторично проанализировал возникшие обстоятельства, подавил панику и частично отыграл ситуацию назад: спокойно, скорее всего, меня с кем-то путают. Хотя, возможно, Смерши, чтобы нейтрализовать ответную агрессию, просто искусно валяют дурака.
– Моя фамилия Иванов. Ефрейтор Иванов, Шестая стрелковая рота, Второй батальон.