Встречный бой штрафников
Шрифт:
– Уходим! Быстро снять со станков пулеметы и отходить к крайним домам! – скомандовал Бальк пулеметным расчетам.
Фельдфебеля Гейнце нигде не было видно. И командование арьергардом он принял на себя. Солдаты подчинялись беспрекословно. Все понимали, что кто-то должен отдавать распоряжения. Потому что исполнять их было куда легче, чем думать за всех.
Свой Schpandeu Бальк нес сам. Короткими перебежками, под пулями, оба расчета миновали расстояние в тридцать-сорок метров, отделявшее ДОТ от первых домов деревни. Через несколько минут к ним присоединилось и прикрытие, двое солдат, вооруженных карабинами. Все это время, пока они перебегали по тропе к крайнему дому, стрелки
Им навстречу из-за дома выскочил фельдфебель Гейнце. Бальк вздохнул с облегчением. Когда командир рядом, любое положение, даже самое скверное, кажется не таким страшным, командир сейчас примет правильное решение и все поправит.
– Веди своих ребят туда! – И Гейнце указал на каменный сарай, стоявший в глубине деревни среди старых сосен.
Бальк вбежал в просторное здание сарая. Внутри пахло мукой. Здесь до недавнего времени работала мельница. Когда деревня оказалась на линии фронта, оборудование демонтировали и вывезли в тыл.
Конечно, за то, что они бросили ДОТ, не проявили должного упорства при защите его, Бальку, еще предстоит отвечать перед командованием. Фельдфебель Гейнце ни словом не обмолвился о брошенном ими ДОТе. Взводному все было ясно. Хорошо, если отвечать придется гауптману Фитцу. Тот опросит очевидцев и сделает свои выводы. Но не дай бог попасться кому-нибудь из штаба полка, кто носит партийный значок. Начальство, которое само не лежало под пулями иванов, любой отход с занимаемых позиций склонно расценивать как уклонение от боя. Неудачи теперь все чаще начали списывать на солдат, на усталость армии. Как будто они, солдаты, виноваты в том, что рейх уже не может восполнить потери в ротах и батальонах до требуемого штата.
Впрочем, сейчас ему и всем, кто рядом с ним, в этом выстуженном каменном сарае, стены которого изнутри, словно известкой, обметаны тонким слоем муки, наплевать на то, что будет после боя.
– Пауль! Туда! – крикнул он Брокельту, и тот побежал к узкому окну-бойнице в торцевой стене. Следом за ним двое солдат потащили коробки с лентами, запасные стволы и станок для «МГ-42».
Вдвоем с Буллертом они установили свой пулемет прямо в дверном проеме. Буллерт трясущимися пальцами запихивал в приемник конец металлической ленты. Бальк тем временем заваливал свободное пространство входа разным подручным хламом.
Здание сарая, по всей вероятности, было выстроено еще в прошлом веке. Советская власть так не строила. Полуарочные окна. Почти идеальная кладка фасада, усиленные углы, соразмерно утяжеленные небольшими выступами. На окнах решетки – замысловатая узорная ковка. На дверях ручки, замки и петли, в которых повторяется все тот же рисунок и мотив, что и на решетках, и в очертаниях всего здания. Такой сарай мог бы стоять и в городе. Обходя деревню, Бальк всякий раз останавливался перед этим строением. Он с восхищением осматривал его и не мог понять, каким образом такое чудо появилось здесь, в глухомани, среди болот и нищеты. И это тоже была – Россия.
Но сейчас предстояло думать о другом. Решетки – это хорошо, не обязательно у каждого окна ставить солдата, подумал Бальк, только как мы отсюда будем уходить? Оставалась только дверь. Но она выходила не на восток, не к лесу, а на запад, в сторону дороги, по которой сейчас бежали сюда русские.
Бальк лег за пулемет. Брокельт уже вел огонь в сторону гряды сосен, где тоже мелькали фигурки в белых камуфляжах. Иваны выскочили из-за изгороди и бросились к одиноко стоящей бане, вниз, в ольхи. От бани до каменного сарая оставалось метров пятьдесят. И, закрепись они там, в окна тут же полетят гранаты, а через мгновение после гранатной атаки, жди их самих. Бальк быстро поймал в прицел троих бегущих и срезал их первой же очередью.
– Порядок, Арним, – похлопал его по плечу Буллерт. – Отобьемся, дружище. Если они не подведут орудия и не примутся выкуривать нас отсюда, как выкурили из ДОТа.
– Так и будет, – ответил он, не отрывая глаз от опустевшей улицы.
Среди подстреленных им на пустыре двое оказались ранеными. Они кричали и барахтались в снегу. Один из них пытался тащить второго, но сил ему не хватало, он бросался в снег, отлеживался, а потом снова пытался тащить товарища. Добивать их никто не решался. Но и наблюдать за ними становилось тягостно.
– А ну-ка, дай им еще пару очередей, – сказал второй номер.
Бальку достаточно было взглянуть на него, чтобы тот на время замолчал.
Брокельт тоже прекратил стрельбу. Судя по возне у окна, расчет менял перегретый ствол. Для этого им понадобится минимум три-четыре минуты. Иваны за это время могут подойти на бросок гранаты. Бальк высунулся из-за своей примитивной баррикады, чтобы взглянуть на гряду сосен левее сарая. Одинокая фигурка в коротком белом полушубке мелькнула среди сосен. Бальк перекинул пулемет на ящик и прицелился. Мелькающий среди сосен нагнулся, немного повозился и потащил раненого к дому. Дом и надворные постройки чернели ниже и дальше по улице. Если стрелять, то надо стрелять именно сейчас, когда иван, утаскивающий раненого, еще не отполз туда, где сосны стояли чаще и где он мог найти укрытие от пуль. Но в движениях его Бальку показалось что-то странное. Да это же женщина! И он убрал палец со спуска.
– Ты странно себя ведешь в бою, – прохрипел, сплевывая тягучую слюну, Буллерт.
– Странно? Не замечал.
– А ты присмотрись.
– Не забывай о своих обязанностях, – холодно ответил Бальк, давая понять, что тема исчерпана.
Сзади привстал на корточках их наблюдатель и принялся в бинокль осматривать открывавшееся перед ними пространство. После гибели Пачиньски, которого они так и не донесли по пункта сбора раненых, расчету дали другого наблюдателя. Тот скользнул линзами по белому пространству перед сараем, по бане внизу, по зарослям ольховника, вернулся, еще раз осмотрел раненых, удостоверился, что опасности для них они уже не представляют, повернул бинокль левее, к гряде сосен, и замер.
– Это женщина, – сказал он первому номеру.
В его тоне было нечто, что Бальк уловил безошибочно. Передовая, фронт день за днем вылущивает, как мышь зерна из колоска, из человека все человеческое, оставляя в нем набор необходимых инстинктов, функций, благодаря которым солдат может оставаться вполне полноценным солдатом. Стрелять, когда это необходимо, бежать вперед или бежать назад, когда это тоже необходимо, не бросать раненого товарища, а это необходимо всегда, заботиться об исправности оружия и пригодности окопа. Что еще? Пить, есть, иметь возможность согреться и уснуть хотя бы на пару часов.