Встречный бой штрафников
Шрифт:
Шура приготовила кашу, достала из стола тарелку, ложку. Каша, как всегда, оказалась очень вкусной. Шура радовалась своему маленькому счастью и была за это благодарна фрау Бальк. Все-таки ей с хозяйкой повезло. Девочкам на ферме тоже. Но вот ребятам из Гольтяева приходится очень туго. И Шура решила найти способ хоть как-то помочь им. Найти нужные медикаменты. Передать продукты. Это можно сделать, когда ребята будут проходить мимо дома в сторону фабрики. Особенно ослабел Володя. Он переживает за мать. Жандармы избили мать Володи во время облавы. Володя посылал ей письмо за письмом, но ответа так и не получил.
Шура получила письмо от матери. Ответ прислала мама. Значит, брат знал, где она находится. Название
Небо над Шварцвальдом померкло. И вскоре послышался вой сирены воздушной тревоги.
Шура снова кинулась к окнам, проверять, хорошо ли задернуты черные шторы затемнения. Все оказалось в порядке. Она выключила свет. Тьма мгновенно сделала гостиную не такой огромной и потому более уютной. Но как только послышались хлопки зениток и гул моторов летящих самолетов, из всех углов стал наползать страх. Самолеты в этот раз летели из-за гор, с севера, откуда дули самые холодные ветра. Как всегда, самолетов было много. Их согласованный, на одной ноте, вибрирующий бас наплывал из-за черных гор, как наплывают снеговые тучи. Обычно армады английских самолетов не причиняли Баденвейлеру никакого вреда. Они появлялись из-за южных гор и пролетали дальше, к Фрайбургу, будто не замечая маленького курортного городка, его зениток и прожекторов. Вот и в этот раз самолеты пролетели на большой высоте и не сбросили ни одной бомбы. Зенитки затихли, опали лучи прожекторов, скользнув по склонам заросших буками гор. Но буквально через полчаса часть из них вернулась. А может, это были совсем другие самолеты. Первые бомбы они сбросили в фабричном районе. Там сразу начались пожары. Потом загрохотало в центре города. Третья волна обрушилась снова на фабрику и мастерские по ремонту бронетехники, расположенные в долине возле реки.
Стены дома вздрагивали, пошатывались, будто оживающие великаны, которые вот-вот встанут и расправят свои исполинские плечи. Иногда в углах и на полу шуршало и потрескивало. Это осыпалась штукатурка. Одна из бомб упала совсем близко. За окнами пронесся вихрь взрывной волны. В саду затрещало, ухнуло, ударило по крыше.
– Мамочка, мамочка… – шептала Шура, забившись с зажженной свечой в угол, за штабель мешков с каменным углем. Это, как ей казалось, было самое безопасное место в доме. Шуру охватывал ужас – как бы не наделать пожара. Но и задувать свечу страшно. Она знала, что полная темнота подействует на нее точно так же, как стук вагонных колес, – она раздавит ее, сделает похожей на сумасшедшую. Тогда фрау Бальк избавится от нее. И Иванок не сможет ее найти, когда придет время.
Фрау Бальк приказывала ей во время объявления тревоги закрывать дом и спускаться в бомбоубежище. Ближайшее бомбоубежище находилось в одном квартале, через три дома, под продуктовым магазином. Все лето там работали русские военнопленные. Углубляли подвалы, вытаскивали землю, бетонировали, на машинах подвозили огромные блоки тесаного камня, усиливали своды, сооружали ступени. Несколько раз, это было в ту пору, когда фрау Бальк редко покидала город, Шура вместе с ней спускалась в это бомбоубежище и была поражена его размерами и прочностью. Казалось, что никакая сила не сможет сокрушить эту твердь и погубить здесь живое. Но Шура среди чужих чувствовала себя еще хуже.
Самолеты налетали снова и снова. Бомбы падали где-то в центре и в долине, в районе бараков военнопленных и ост-рабочих. Шуре стало страшно, что под бомбами могут погибнуть ребята из Гольтяева, с которыми год назад ее везли сюда в одном вагоне. Особенно жалко было Володю. Он страдал от фурункулов и нуждался в медицинской помощи. Он тосковал по дому больше других. Переживал за маму. Такое случается. И такие долго здесь не живут. За долиной и ручьем, в буковом лесу, уже целое кладбище умерших русских рабочих и военнопленных. В основном их привозят из лазарета. Иногда из тюрьмы, куда отправляют проштрафившихся.
Гул самолетов вскоре затих. Улетели. Но взрывы все еще содрогали землю и глухим глубинным эхом отдавались в горах. Это взрывались бомбы замедленного действия. О них ей рассказывал Арним Бальк. Во время одного из налетов он остался вместе с нею и тоже прятался в подвале дома. Фрау Бальк уехала на ферму, и в бомбоубежище они не пошли. В ту ночь бомбы взрывались еще несколько часов после того, как английские самолеты исчезли за черными горами.
Шура взяла горящую свечу и поднялась по ступенькам в гостиную. Пахло дымом, и она испугалась, что горит дом. Кинулась к окну, приподняла светомаскировку и выглянула на улицу. Город горел. Зарево стояло повсюду. Оно приподнимало небо, делало его неестественным, зловещим. Ближайший пожар полыхал где-то в районе бомбоубежища. По Domstrase проехала пожарная машина, потом другая. В сторону пожара бежали какие-то люди. Она даже не смогла разглядеть, кто это был, солдаты или гражданские. Перебежала к другому окну, выходящему во дворик. Здесь была выбита нижняя шипка рамы. Стекло разлетелось вдребезги. Видимо, от взрывной волны. Светомаскировка оказалась нарушенной. И Шура принялась поправлять черную штору. В это время успела заметить, что кто-то осторожно пробежал под самым окном, пересек по периметру дворик и исчез возле сарая, где хранился различный хозяйственный инвентарь и велосипеды.
В какой-то миг Шуре стало не по себе. На человека, спасающегося от бомбежки или, наоборот, бегущего на пожар, эта тень не походила.
Утром, чуть свет, в окно с крыльца постучали. Шура тут же открыла. На крыльце стоял местный полицейский и двое мужчин в форме лагерных вахманов. Полицейского она знала, потому что он иногда заходил к фрау Бальк, и вдвоем с хозяйкой они подолгу сидели в гостиной и пили кофе. Кофейник Шура уносила и подогревала по нескольку раз. Полицейский когда-то дружил с покойным мужем фрау Бальк, ходил с ним в горы на охоту. Он никогда не появлялся с пустыми руками, всегда приносил какое-нибудь угощение. Говорил фрау Бальк несколько теплых слов, целовал ей руки. Потом вручал пакет, в котором фрау Бальк находила то, что давно уже исчезло с прилавков магазинов.
Лица вахманов и полицейского были осунувшимися, словно на них накинули сетку усталости. Форма перепачкана сажей и глиной. По всему было видно, что они не спали всю ночь.
Полицейский спросил, дома ли фрау Бальк?
– Нет, герр полицейский, фрау Бальк сейчас находится в деревне, – ответила она по-немецки, не поднимая глаз.
– А ты никого здесь не видела минувшей ночью?
– Нет, герр полицейский, никого.
– Где ты была во время налета?
– Дома, – призналась Шура. – Я пряталась в подвалах. Внизу.
– Нельзя нарушать общие правила. Во время авианалета необходимо быть в бомбоубежище. – Он еще раз внимательно посмотрел на Шуру, окинул взглядом всю ее тонкую фигурку, застывшую в позе покорности и послушания. – Но ты правильно поступила, что в эту ночь осталась дома. Бомбоубежище разрушено до основания. В него попала крупная авиабомба. Проклятые томми. Они убивают детей и стариков.
Немцы боялись, что при подлете самолетов английским пилотам с земли могут подавать сигналы. Но в это утро они искали вовсе не сигнальщиков.
– Да, и вот еще что: необходимо навести порядок вокруг дома. Там упало дерево. – И полицейский указал на окно, выходящее во дворик. – Видимо, его сломала взрывная волна. Дерево необходимо убрать.
– Хорошо. Я все сделаю. Я знаю, как это делать. В сарае у фрау Бальк есть пила и топор. Я справлюсь.
– Дерево очень большое. Хорошо, что оно упало рядом с домом и не повредило крышу. Я пришлю двоих рабочих. Передай фрау Бальк, что пусть она ни о чем не беспокоится, я обо всем позабочусь.