Встретимся вчера

Сук Сара

Снимок, который на самом деле появляется на бумаге: аппа всматривается в открытый капот машины, немного не в фокусе, бирка с именем на его темно-синей форме автомеханика начала отклеиваться. На ней написано: «Джеймс Ро». Это для работы. Его настоящее имя – Хюн У.

Я смотрю на его лицо, возникающее в ванночке с проявителем. А ведь раньше между нами не было такой дистанции. Когда я пропала впервые, он бросил все и примчался за мной в школу, как только директор позвонил и сообщил о случившемся. Аппа во всех деталях выслушал, как запах свежеиспеченного хлеба, который принесла учительница, переместил меня в тот момент, когда мы стояли в очереди за булочками

в «Пушистом Пекаре». Каждую неделю в пакеты с булочками клали новые коллекционные наклейки с эмблемой этой пекарни – кроликом в поварском колпаке в виде ломтика хлеба для сэндвичей. Аппа меня туда водил каждую субботу, потому что я мечтала собрать все.

Он тут же записал меня к врачу. Там я и узнала, что у меня СЧИВ, но скоро я его перерасту. Как же мы попали в эту реальность из той, где он спешил мне на помощь, когда был нужен? Перемены происходили постепенно, и к тому времени, когда стало понятно, что он больше не спешит на помощь, я уже не помнила, как с ним разговаривать.

Куда подевалась та Эйми Ро?

Куда подевались те мы?

Я проделываю все остальные положенные в темной комнате процедуры: опускаю фото в стоп-раствор, потом в закрепитель, затем промываю фотоотпечаток под струей воды и вешаю сушиться – как раз с первым звонком.

Фотография слишком размытая – пятна на лице аппы не разглядеть.

Три

Мне почти удается пережить день без вызова в кабинет мистера Раяги, но сразу после литературы он ловит меня на пути к шкафчику. Пробивается ко мне через толпу в коридоре, подняв палец вверх, чтобы привлечь мое внимание. А то вдруг я не услышу, как он орет на весь холл:

– Эйми! Эйми Ро! Есть минутка?

Мои щеки вспыхивают, когда все оглядываются на меня. Мистер Раяга – добрый дядька, но тактичность – не его фишка. Забавно, ведь он однажды сказал, что предпочитает вызывать к себе учеников лично, а не через систему оповещения, чтобы не привлекать лишнего внимания. По крайней мере, приятно, что у нас есть школьный психолог, который искренне беспокоится о своих учениках, о криках в коридоре и обо всем остальном.

– Я как раз надеялся на тебя наткнуться, – говорит он, приближаясь с теплой улыбкой. – Есть минутка поболтать в кабинете?

– Конечно, мистер Раяга, – отвечаю я. – Но вообще-то, если вы специально ищете кого-то и выкрикиваете его имя на весь коридор, то слово «наткнуться» не очень подходит.

– Если это намек, то я не понял.

Иду за ним в кабинет. Я тут завсегдатай с самого начала обучения в старшей школе. Директриса Келлер хотела, чтобы я наладила контакт с нашим психологом, из-за моего редкого диагноза и возможной потребности в дополнительной поддержке, – так она выразилась. После каждого исчезновения мистер Раяга разыскивает меня в коридоре, чтобы узнать, как дела. Я же говорю, очень мило, что он беспокоится, хотя едва ли от этого есть польза.

Сажусь, как обычно, напротив его стола, на котором выстроились в ряд фото в рамках. Я их уже запомнила все наизусть. Мистер Раяга с женой и двумя дочками в походе с палатками, большая семейная фотография, сделанная в одном из летних путешествий в Кению, и последняя фотография, которой мистер Раяга особенно гордится, – его футбольная команда с кубком за первое место, который они выиграли в прошлогоднем турнире

мужской лиги.

– Итак, Эйми, – начинает он, устраиваясь в скрипучем кресле на колесиках. – Опять исчезла вчера, да?

– Кто рассказал вам на этот раз? – спрашиваю я.

– Напрямую никто. Но я прослышал.

Мои щеки снова вспыхивают. Ну да. Люди обсуждают – слухи расползаются.

– Поговорить хочешь?

– Не очень.

Кивает с пониманием:

– Ладно. Тогда голые факты, чтобы я мог занести в личное дело.

Вздыхаю:

– Вчера за обедом. На трибунах. Отсутствовала две минуты.

Снова кивает, записывая в тетрадь.

– С тобой кто-то был?

– Никита. Еще пара ребят поблизости, тоже обедали.

– Запах?

Задумываюсь. Вчерашнее воспоминание проносится у меня в голове. Меня немного мутит, и горло сжимается; дышать становиться труднее. Я вцепляюсь в края стула, костяшки пальцев белеют. Судорожно глотаю.

Мистер Раяга опускает тетрадь:

– Эйми, ты в порядке?

Киваю, хотя не уверена. Вчерашнее воспоминание еще такое яркое.

Мне было шесть, и от меня ушла мама. В то утро я впервые проснулась и не обнаружила ее в квартире. Та Эйми пошла на кухню на запах сигарет и корейского кукурузного напитка оксусу-ча. За столом сидел аппа и курил, уставившись в пустоту. Чайник на плите дребезжал, весь в клубах пара.

Мне было шесть, и от меня ушел папа. Ушел не так, как мама. По-другому. С того момента он начал исчезать. Медленно-медленно, но я увидела это в его глазах уже тогда. Вот она – точка отсчета. Вот когда наши отношения начали меняться.

– Аппа, – окликнула Та Эйми.

Он поднял глаза, и я увидела в них слезы.

– Эйми, – сказал он.

Слезы свободно текли по его лицу. Тогда я впервые увидела, как аппа плачет.

В воздухе не было ничего, кроме дыма и пара. Аппа говорил, что бросил курить, когда я родилась. Но в тот день перед ним уже была полная пепельница. После этого я больше никогда не видела его с сигаретой, отчего та сцена кажется туманным сном. Я вернулась до того, как увидела, кто выключил плиту, и не помню, кто это сделал. Единственное, что я помню из того дня, – как пила кукурузный чай, ощущая слабый привкус пепла на языке.

Мистер Раяга глядит на меня с беспокойством.

– Ты еще со мной, Эйми? Расскажешь мне про запах?

Я медленно выдыхаю через нос:

– Кукурузный чай и сигареты. Чай был у меня в термосе, а под трибунами курили какие-то ребята.

Мистер Раяга колеблется, потом записывает.

– Уверена, что не хочешь рассказать о моменте, в котором оказалась?

Меня все еще подташнивает. Никогда еще мне не было так тяжело говорить о своих исчезновениях, никогда они не задевали меня за живое так сильно. Две минуты – ерунда. Так сказал аппа. Он, может, в чем-то и прав. Такое короткое воспоминание, такое давнее. Почему же так трудно говорить? Но слова застревают в горле и не выходят. Я медленно делаю новый вдох:

– Не сейчас. Нет.

– Ну ладно.

Тишина.

Мистер Раяга кладет тетрадь на стол и складывает на ней руки.

– Я тут кое-что почитал про СЧИВ. Пишут, что исчезновения могут участиться на фоне стресса. Как думаешь, у тебя нет чего-то в этом роде?

Надо же, мистер Раяга взялся изучать СЧИВ. Я тронута.

Обычно это людям в голову не приходит. Если возникают вопросы, они просто задают их мне, и все. Я-то всегда готова ответить, но какой же он молодец, что не полагается во всем на мои ответы, ведь я сама еще так мало знаю.