Встретимся завтра
Шрифт:
Тольку растила тетя Клава одна, об отце его никто из пацанов толком ничего не знал, да и не детское, не интересное это дело, тогда у многих из них отцов не было. И у Сергея тоже… Узнал он о папане своём подробно, когда уж семилетку кончал, рассказала мать, что уехал тот на Камчатку, на заработки, рыбу ловить, и не вернулся, женился там. Сергею два годика было. Видать, не сильно ловилась рыба-то, алименты присылал обычные. Бабы всё советовали матери «написать и проверить», но она отмахивалась, экономила как-то, укладываясь в свою фабричную зарплату. И об отце почти не вспоминала на словах. Лишь
И вот стояла перед ним теперь тётя Клава – полноватая, стареющая, в искусственной шубёнке, одноцветном сером платке, глядела на него бледными глазами, улыбаясь нежданной встрече чуть вздрагивающими тонкими тёмными губами…
– Серёженька… Ой, дай я тебя поцелую… Какой, какой стал ты… не узнать… И меня не узнать, да? Старая я стала, Серёжа, да?.. Сколько ж мы не виделись, а? А я ведь… – она достала из сумки платочек, поднесла к глазам, – я ведь только недавно узнала, что Светлана Сергеевна… И… и на похороны не попала я, к сестре ездила… А мама ведь на год младше меня была… Ну как ты, Серёженька?..
Они отошли в сторонку от людской предпраздничной толчеи, постояли минуть десять.
– Слава богу, Серёженька, слава богу, что всё хорошо у тебя. Ты б зашёл как-нибудь ко мне с дочкой, я так и живу во дворе нашем, заходи… И с женой заходи… Одна я… Толька-то… Толька… – она снова вынула платочек. – Сидит… Вот посылку пойду сейчас отсылать ему. Сердце у меня, Серёженька, совсем плохое стало… Да год уж ему остался, придёт скоро, ирод…
Крепко, видно, обидел Толька мать, если слово такое у неё вырвалось. Помнил он, как тряслась тётя Клава над сыном единственным, одевала чисто, во всё новое, в комитете школьном родительском была, самые дорогие букеты приносил Толька в школу первого сентября…
В рынке крытом душно было, сыро, и они вышли на улицу, он проводил тётю Клаву почти до дома, держа под руку. И сколько ни шли они потихоньку по кое-как выбитой во льду ленточке асфальтовой – всё жаловалась она… Сидел Гиря, оказывается, уже второй раз.
– Не успел прийти, опять гулять начал. Дружков ещё больше объявилось. Пили. Не работал… Я уж какая терпеливая, а не смогла глядеть на это, уехала к сестре передохнуть хоть, сердце не рвать. Приехала, а он полквартиры вынес. Даже платья мои старые, я уж давно не носила их, узкие стали… для памяти держала в шкафу… Гляну, бывало, вспомню, как вы маленькие были, двор наш… Никого уж не осталось почти, Серёжа, из послевоенных… Ну вот тогда и слегла я… совсем… в больницу. Долго лежала, два месяца почти. А его в это время снова забрали, турбазу они какую-то ограбили. Вот ведь, Серёженька, как обернулось всё, вот жизнь какая… А он ведь хорошо учился, помнишь? Маленьким был… я, говорил, мам, капитаном буду. Пароходы всё рисовал, лодочки…
Прощаясь, пообещал он, что зайдёт к тёте Клаве, обязательно зайдёт. Да всё как-то не получалось…
– Ну так что же произошло? – повторил лейтенант.
Он коротко объяснил, поглядывая на Гирю. Про серёжку, правда, не сказал, решил, что знает лейтенант уже, от девушки. Гиря тоже угадал его, но вида не подавал, подмигнул только незаметно: выручай, мол, не болтай лишнего.
– Серёжку сейчас отдашь или потом, при досмотре? – сказал лейтенант, неохотно помогая Гире встать.
– Какую еще серёжку, какую серёжку, командир? – затараторил Гиря. – Сама уронила где-то, а валит на меня… Шлындала тут ночью, одна… Я и подошёл… Пригласить хотел. Понимаешь, командир, при-гла-сить! Ну выпил малость. Мать поминали, сорок дней ей сегодня… Понимаешь – мать!
Он почуствовал, как в груди у него качнулось что-то горячее, горькое, к горлу поползло… Он повернулся к девушке, ожидая, что та расскажет всё, как было, но та почему-то молчала.
– Миронов, – сказал лейтенант, – пойдите, гляньте в арке.
Сержант с девушкой отошли, в арке вспыхнул свет фонарика.
– Ой, вот она! – донёсся вдруг оттуда возглас девушки.
– Ну вот, – взбодрился Гиря, – а валит на честных людей. Знал бы, век не подвалил… Ходят тут… приключений на свою… ищут…
Сержант с девушкой вернулись.
– Спулил, наверно… Опытный… – сказал сержант.
– Кто спулил, кто спулил? – опять загорячился Гиря. – На! – вытянул он вдруг вперед наручники, – бери отпечатки…
– Возьмут, возьмут, не волнуйся… С зоны давно?
– Как прозвонили куранты, так и на свободу с чистой, как положено, совестью… Проверяй, командир, в вашем деле порядок главное…
– Проверим, всё проверим. А вы… – лейтенант повернулся к девушке, – вы как здесь оказались?
– Я… с поезда… опаздал он… на три часа. Баскунчакский… К брату приехала…
– Ха, поезд опоздал, – смелея, встрял Гиря. – Знаем мы ваш поезд. Купе отдельное…
– Да что вы такое говорите, – вспыхнула девушка, – я… у меня…
– А дружок твой куда убежал? – как бы безучастно спросил Гирю лейтенант.
– Какой дружок, командир, какой дружок? Подходил тут какой-то… спички спрашивал… И ушёл… Вот и товарищ подтвердит, если видел…
Сергей молчал, не понимая, почему так скупо говорит о нападении девушка.
– Ладно, не здесь разбираться, – твёрдо сказал лейтенант, посмотрев на него. – Вы знаете, где опорный пункт? Рядом он, вон за тем домом, вход со двора, в цоколе. – Сергей кивнул. – Мы этого туда доставим, а вы с девушкой пешком пройдите, а то в машине все не уместимся. Можно, конечно, но тут две минуты ходьбы. Обязательно приходите, свидетель нужен.
– Давай, давай, командир, действуй, – веселел Гиря, успев ещё раз подмигнуть Сергею.
Милиционеры повели Гирю к машине.
– Ну что, пошли? – сказал он и только сейчас вспомнил, что прошло не меньше часа, как он вышел во двор. – Знаете, мне бы жену предупредить… давайте заскочим во двор на минутку.
Девушка кивнула.
Войдя во двор, он сразу увидел Ольгу, она напряжённо ходила у подъезда. Увидев их, быстро пошла навстречу.
– Вот, познакомься, – как можно бесшабашнее сказал он жене, – отбил у разбойников.