Встретимся завтра
Шрифт:
– Дочка, там это… носки тёплые… сыну… Нет носков-то в магазинах… И… сало…
Охотничья радость перешла в удовлетворённое спокойствие. Плечи контролерши распрямились, жёлтая шапка, казалось, ещё выросла.
– Оно твёрдое, сало… не пропадёт на морозе-то… Я его в два кулька завернула. И проверенное, с рынка. Сами знаете, как сейчас в деревне с продуктами… – тихо продолжала женщина.
Но контролёрша не слушала её, она готовилась выдать тираду Лохову. Правда, за ним стоял видный человек, полковник, в папахе…
– Безобразие! –
Никто не понял, что он имел в виду: то ли решение исполкомовское, то ли бессовестных нарушителей.
Сзади стали напирать голосами на контролёршу. Косясь на полковника, та сухо объявила:
– Закрытые посылки не рассматриваем, только в открытом виде, с описью. А вам, гражданка, ясно говорю: продукты выньте, а носки и бандеролью выслать можно, пройдите в главный зал.
Бледная девушка между тем уже обработала лоховскую посылку и кинула её на уныло скрипящую ленту транспортёра. Контролёрша сверкнула глазами на Лохова, но промолчала и начала аккуратно рыться в посылке полковника.
– Безобразие! – снова прогудел тот.
– А мы, что ль, карантин этот выдумали? – затряслась жёлтая шапка. – Туда пишите, в исполком, в редакцию. Две недели крик стоит, с ног уже падаем. Продуктов в деревне мало… Всё город сожрал! Знаем их, куркулей, наглядишься на рынке. Мослы последние по десятке гонят. Динамиту им, кулакам, посылать надо!..
– Это уже терроризм, – улыбаясь, поправил папаху полковник.
Но в очереди никто не засмеялся, будто не расслышали…
Лохов догнал женщину уже перед выходом, на ступеньках.
– Извините, что вышло так… Моя проскочила под шумок. Не надо было встревать мне… Вот гидра!
– Ничего, ничего, – женщина остановилась, переложила сетку с ящичком в другую руку. – Их, наверное, тоже ругают, если обнаружат. Снимут карантин этот скоро, по телевизору говорили. Да хотелось к празднику… Вот ведь…
– Извините, – повторил Лохов. – А как вас зовут?
– Анной Ивановной.
– Анна Ивановна, я через недельку еду в Зареченский, по делам, могу посылку сыну вашему… Вы не беспокойтесь, доставлю в сохранности. Прямо к Рождеству получится. И тратиться не надо вам. Ну как, доверите?
– Что вы такое говорите… в сохранности… Обязывать мне вас неудобно. Ну, если не сложно…
– Да какие сложности, я на машине поеду, не оттянет. Давайте, давайте, не думайте.
Анна Ивановна поставила авоську на широкие мраморные перила, вздохнула.
– Он, сын, в строителях там… Вы, если его по адресу не будет, то прямо на работу. Только он во временной бригаде, не в местной…
– Найду, найду, – вынимая ящичек из авоськи, сказал Лохов. – А на словах передать что? Записку, может, вложите?
– Напишет пусть. Скажите, что здорова я… Пусть приедет на денёк хоть. Спасибо вам, выручили. Самой мне ехать как, по погоде такой? Тут до дома еле доскальзываешь… Вот ведь…
После Нового года упал на город снег, прополз морозец. Дорожная хлюпь умолкла, скрылась. Лохова вызвали в техотдел и снарядили к подшефным.
В Зареченском он остановил машину у правления, спросил о строителях. Послали на край поселка, где неторопкими силами сезонников возводилось несколько одинаковых домиков.
Выйдя из машины, Лохов увидел двух молодых мужчин, те сидели на брёвнах у одного из недостроенных домиков, курили. На фуфайке одного из них, хлоркой видать, было выведено – «Адидас», другой был в легковатой по зиме болоньевой куртёшке и кирзовых сапогах.
– Привет ударникам! – по-свойски сказал Лохов, доставая непочатую пачку индийских сигарет.
– Ого! – хрипнул Адидас. – Меняем на стратегические запасы. Давай, Юрок, язвуху.
Напарник Адидаса нырнул во внутренний карман куртки, достал грязноватую пачку махорки.
– Вот, товарищ, не побрезгуйте, фирма «Крупка», сто затяжек – и нету ляжек. Говорят, из армейских сусеков, восемь лет выдержки. Заложили, значит, в год светлой памяти маршала Брежнева…
Стало ясно, что трудовой день преобразователи села начали не с чая.
– А вам чего тут понадобилось, товарищ? – рассматривая индийскую пачку, спросил Адидас. – Вы не из газеты? А то намедни с телевидения приезжала парочка: мадам с микрофоном и м'oлодец-оператор при ней… Снимали темпы р-рэформ в отдельно взятом детище коллективизации. Ну мы, конечно, пообещали, что жить станет лучше и веселее, как дедушка Сталин говорил. Вот ждём теперь передачу… Может, авансец подкинут по такому случаю… Правда, Юрок, ждём?
Но Юрок пропускал бойкую трепню дружка мимо ушей. Он покашливал, кутал шею в тонкий шарф.
– Ну ладно, хлопцы, – сказал Лохов, – времени мало у меня. Где тут у вас Литюгина найти, Юрия Степановича?
Напарники переглянулись, напряженно прореагировав на имя-отчество, заметно подобрались, внимательней оглядывая Лохова.
– А вы по какому к нему вопросу? – твердеющим голосом спросил Адидас.
– По личному. Посылку ему передали, из города.
Строители снова расслабились. Адидас хлопнул друга по плечу:
– Чё, Юрок, задрожал? Вы знаете, товарищ, это от неожиданности. Ждёшь, понимаете ли, повестку, а приносят посылку. Вот он, Юрий Степанович, весь перед вами.
Лохов кивнул и пошёл к машине, вернулся с ящичком.
– Держи, – протянул он посылку, – тут сало и носки. И это… сигарет три пачки…
Юрок подхватил ящичек, сразу приоткрыл его, вынул сигареты, сунул в карман. И заметно потерял интерес к Лохову.
Тот, потоптавшись, снова пошёл к машине. На полпути обернулся:
– Ты напиши матери, она просила.