Вся эта эстрада

Назарова Елена

И на сей раз Лили поддалась на уговоры Леонида Альбертовича. Он увез ее из больницы, почти силой притащил на главную репетицию в Кремль, где собрались самые именитые артисты и коллективы, и был страшно горд тем, что среди всех избранных нашлось место и его ансамблю. А как же он озверел, когда Лили сделалось дурно, и выяснилось, что она вообще не сможет работать. Затолкав девушку в гримерную, он накинулся на несчастную с кулаками.

– Какие еще сюрпризы ты нам припасла, а? Это надо ж! Приехать сюда, отхватить шикарную гримерку, приготовленную специально для нас, получить выход в конце 2-го отделения, и все засунуть в задницу! Издеваешься ты, что-ли? Пойми: я бы хрен вспомнил о тебе, если б не организаторы мероприятия,

которым, похоже, «Мечта» нужна лишь для ширмы, а видеть они желают тебя. Ты стала центром внимания, и если думаешь, что нам – мне и ребятам – приятно находиться в тени твоей славы, то ошибаешься. Раньше мы были «Мечтой», а теперь превратились в группу сопровождения. И сейчас, когда ты, милая, завыламывалась, мы должны покорно отойти в стороночку и сидеть тихо, ожидая чего-то и от кого-то. Так? А что нам может предложить филармония? Что!? Или ты думаешь, что огромный спрос на нас будет всегда? Тогда позволь напомнить, что подобных ВИА сегодня существует столько, сколько тебе и не снилось, и далеко не каждому предлагают что-то более-менее стоящее. Далеко не каждому вот так сразу утверждают программы и зовут в правительственные концерты. И пока ты еще числишься солисткой «Мечты», сделай так, чтобы «Мечта» не уподобилась тем самым ВИА, сделай так, чтобы ребята вновь почувствовали себя людьми. Неужели всякий раз я должен на пальцах объяснять тебе эти прописные истины!

– Мне не нужно ничего объяснять, – вдруг заговорила Лили. – Я выступлю ради ребят. Не хочу, чтобы они думали, что я предаю их. Именно это вы пытаетесь внушить им, ведь так? Сегодня и завтра я сделаю все, но потом можете обо мне забыть, Леонид Альбертович.

– Прекрасно, – зааплодировал Альбертович. – Браво! Я с великим удовольствием забуду о тебе.

Тогда руководитель не воспринял серьезно слова Лили Загорской, а когда она, выписавшись из больницы, пришла к нему и повторила, что уходит из ансамбля, опешил. Прошло достаточно времени, все, кажется, улеглось, ребята исправно навещали девушку в больнице, и сам Альбертович частенько захаживал, рассказывая обо всех новостях и планах. И вдруг такое!..

А Лили решилась. Она бросила все, и вот теперь стояла на перроне в солнечной Одессе, к которой, как уже упоминалось, особо теплых чувств не питала. Вокруг нее суетились люди, но она их не замечала – она думала о том, что ждет ее в этом городе, в этой новой жизни. И, погруженная в свои мысли, медленно побрела к остановке пригородных автобусов.

– 2-

Когда Лили покидала столицу, шел противный дождь, а порывы леденящего ветра пронизывали до нитки всех несчастных, оказавшихся в такую непогоду на улице. Впрочем, вся весна в Москве и области была весьма скупа на тепло и солнце и щедра на дождь и слякоть. Одессу же, судя по всему, она ничем не обидела: солнце здесь светило во всю свою мощь, а воздух оставался раскаленным даже в вечерние часы.

Дом, в котором жила мать Лили, стоял почти у самого моря, скрытый от любопытных глаз кустами сирени и причудливыми южными деревьями, названия которых Лили никак не могла запомнить, но хорошо знала, что они цветут почти все лето какими-то красноватыми, похожими на колючки, цветами.

Этим вечером бывшая вдова Загорская и отставной капитан развлекали себя игрой в карты на открытой веранде. Гостей они не ждали и были удивлены, услышав настойчивый собачий лай у ворот.

– Кажется, кто-то пришел, – зевнул капитан и нехотя поднялся. – Надо посмотреть, а то бедный Шархан с цепи сорвется. Я мигом. Жаль пса.

И он проворно сбежал по ступенькам, направившись по асфальтовой дорожке к калитке. Через несколько минут он бежал по этой же дорожке, выпучив глаза, и почти кричал:

– Дорогая, ты не представляешь, кто там стоит! Приехала твоя дочь! Лили вернулась!

– Что!? Кто вернулся? Лили?..

Вид бывшей вдовы

не выражал особой радости. На лице ее читалось крайнее недоумение.

– Как вернулась? Приехала в гости и не предупредила!?.

– Дорогая, успокойся! Она пока еще стоит за воротами со своими чемоданами. Мы же не можем держать ее там вечно. Я думал, ты пойдешь ее встречать.

– Конечно, я иду. Разумеется! Это же моя дочь!

За то время пока они собирались, Лили оставалась на улице, словно ждала милостыню. Шархан, готовый сорваться с цепи, не прекращал лая ни на минуту. Из-за забора соседнего дома высунулась голова в бигудях, а через долю секунды рядом с ней появилась еще одна. На сей раз мужская. С плохо скрываемым любопытством эти две головы наблюдали за происходящим. А через мгновение у дома напротив и вовсе распахнулась калитка, и на улицу вышла бочкообразная особа, бесцеремонно уставившись на Лили. Все они будто ждали какого-то шоу, но шоу не состоялось: прибежали наконец из глубины двора отставной капитан и бывшая вдова, подхватили чемоданы, затолкали девушку во двор и затворили ворота, не оставив страждущим ни малейшего шанса. Как коренные одесситы, те уже не могли спокойно вернуться к своим делам и принялись судить-рядить, почему же девушка объявилась вдруг, да еще и с чемоданами, если за все время она пару раз сюда заезжала, да и то погостить несколько дней.

То же самое интересовало и мать Лили. Едва они оказались в доме, как бывшая вдова спросила, почти накивнушись на девушку:

– Что все это значит?

– Что именно?

Лили старалась держаться спокойно, хотя внутри ее все кипело от такого приема.

– Твой внезапный приезд, чемоданы. Что стряслось? Ты не соизволила даже позвонить нам!

– Я надеялась, что вы будете дома. Хотела сделать сюрприз.

– Тебе удалось. А теперь выкладывай правду!

– Я вернулась, – ответила девушка. – Меня ведь посылали учиться в Москву. Учиться. И учебу я закончила еще в прошлом году. Мне кажется, что я даже слишком надолго там задержалась.

– Но девочка, – вмешался капитан в беседу, – у тебя же была работа в столице. Ваш ансамбль имеет успех, потрясающий успех. Ты ведь не хочешь сказать нам, что …

Лили не дала ему закончить:

– Я ушла из ансамбля.

Бывшая вдова в этот момент стала похожа на рыбину, внезапно выброшенную волной на берег. Она судорожно хватала ртом воздух и на какое-то время буквально лишилась дара речи. Когда же способность мыслить и говорить к ней вернулась, она, сверля взглядом дочь, завопила:

– Как ты посмела, несчастная?!! Ты сошла с ума? Только безумие может оправдать твой поступок. Господи, неужели ж ты и ее забыл наделить мозгами? Мои дети тупы, как овцы моего покойного мужа.

Она кричала, заламывала руки, изрыгала проклятья, а Лили стояла, опустив голову, и молчала. Ее вид вызвал жалость у отставного капитана, и он, решив таким образом разрядить обстановку, поинтересовался:

– А где ты собираешься жить? Чем думаешь заниматься?

Это переполнило чашу терпения Лили Загорской.

– Буду жить на вокзале, и торговать бычками на привозе! – сказала она, поднимая многострадальные чемоданы и направляясь к выходу.

Вот уж потеха была соседям, не успевшим еще как следует обсудить внезапный приезд молодой артистки, когда они увидели, как эта самая артистка пулей вылетела со двора со всеми своими чемоданами.

Почти стемнело. Лили все еще стояла на остановке и надеялась на чудо, ибо только чудо могло помочь девушке добраться до города в такой час (тот автобус, каким она сюда приехала, бал последним, приходящим из Одессы, но Лили об этом не знала). Мимо за все время ни одна машина не проехала, ни один воробей не пролетел. И девушке вдруг стало жутко. Она внезапно ощутила какую-то пустоту внутри. Ощутила холод, безумный холод. Она чувствовала себя такой одинокой!