Вся la vie
Шрифт:
– Что случилось? – спросил он.
– Вася…
– Позвони нашей Ларисе. Она диагност от Бога.
Я бы не поверила, если бы не это его «от Бога». Как мама говорила.
Лариса Николаевна спасла Васю. Я в этом уверена. Или меня спасла. Потому что я с тех пор не плачу – сын здоров, мама жива.
За эти годы Лариса Николаевна узнала, чем болела моя прабабушка и от кого Вася научился хлопать дверью. А что я знаю о ней? Немного. Потому что, даже позвонив поздравить ее с днем рождения, начинаю рассказывать про Васю. Лариса Николаевна привыкла –
Их мама может сделать то, что мне кажется чудом. Спасти ребенка. Даже совсем маленького, недоношенного, потому что Лариса Николаевна – неонатолог. Ребенок плачет, ему плохо – он ведь может только плакать, а она понимает, где ему плохо и почему так получилось.
Вася к ее визиту собирает солдатиков с оторванными ногами и встречает «тетю Ларису» у двери, чтобы она всех вылечила.
Моя мама, когда меняла работу или брала «левую», всегда повторяла: «Уж на Осю я всегда заработаю». Не на булавки, как говорила Женькина мама, а на Осю. Я теперь говорю, что «уж на Ларису я заработаю». А когда я увидела, как моя мама встала к плите, чтобы сварить Ларисе Николаевне кофе, я поняла, что все делаю правильно.
* * *
Был какой-то момент, когда я отказывалась ходить в новые гости и вообще знакомиться с новыми людьми. Не хотела – и все. Как сказала моя близкая подруга – это у меня психологическая реакция.
Мы были в гостях у друзей семьи. Помимо нас – еще одна семейная пара с ребенком. Познакомились, отправили детей играть. Дети – двенадцатилетний мальчик Тема, сын хозяев дома, одиннадцатилетняя девочка Вера, дочь приглашенной семейной пары, и наш, тогда четырехлетний, сын Вася.
Собрались просто так. Но мама девочки нашла повод выпивать не просто так – она только-только стала дипломированным психологом. Гостья окончила какие-то курсы, чтобы «лучше понимать дочь» и «разобраться в себе».
Они (я, как всегда, была за рулем) пили за здоровье доктора Курпатова – кумира дипломированной психологини и за то, чтобы по количеству психологических кушеток мы догнали и перегнали Америку.
Дети сначала пели в караоке, танцевали, а потом Тема с Верой закрылись в детской комнате и выключили свет. Вася тоже хотел к ним в комнату и дергал ручку. Вера сказала Теме, чтобы тот держал дверь и Васю не впускал. Тема держал с одной стороны, Вася тянул на себя с другой. Смеялись оба – и Тема, и Вася. Тема даже ему поддавался, как старший. Они так мерились силой, пока Тема не вспомнил, что ему уже двенадцать лет и есть дела поважнее – новая компьютерная игра. Он поддался, Вася с хохотом ввалился в комнату. А потом там что-то произошло.
Вася пришел на кухню, где сидели мы, взрослые, тихий, с такими глазами, что у меня сердце оборвалось. Я знаю: когда он громко рыдает – значит, ничего страшного. А когда притихает и смотрит такими глазами – страдает по-настоящему,
– Что случилось? Болит что-нибудь? Устал? Есть хочешь? – спрашивала я. Если он утыкается мне в ключицы, значит, что-то точно случилось.
Вася молчал – вокруг были посторонние люди.
– Давай поедем? – попросила я мужа.
На этот вопрос отреагировала психологиня – мама Веры.
– Что случилось? Что мы такие грустные? Расскажи тете, – наклонилась она к Васе.
– Ничего, все в порядке, – ответила я за него. К тому же Вася быстро оттаивает, отвлекаясь.
Но мама Веры, сделав еще глоток, пошла устраивать психологические разборки. Она усадила Тему с Верой на диван, села напротив и начала практическую работу:
– Я понимаю, вы на меня сердитесь – я оторвала вас от игры. Но я отниму у вас совсем немного времени.
Мама Веры задавала вопросы. Почему Теме с Верой понадобилось закрывать дверь? Почему они решили, что Вася им мешает? Пытались ли они объяснить Васе, почему они закрывают дверь?
Тема молчал. Вера тараторила. Она, видимо, уже привыкла к маме-психологине и отвечала так, как нравилось маме. Подробно. Честно глядя в глаза. Мама удовлетворенно кивала.
Вера сказала, что, конечно же, она была обижена на Васю – ведь ей так хотелось поговорить с Темой наедине. Она его совсем не выталкивала. А просто попросила выйти.
Они продолжали выяснять, кто что чувствовал в момент закрывания двери и выталкивания Васи.
Мне стало холодно в этой душной квартире. Я подумала, что сама виновата – надо было уходить сразу, когда эта дамочка на кухне рассказывала про юбку «Кензо».
Вере не в чем ходить в школу. Там строгие требования – консервативный верх, консервативный низ. И Вера вынуждена ходить в одной и той же юбке «Кензо». Потому что другие не подходят – слишком вызывающие. Даже «Москино» не подходит.
– Ты «Москино» знаешь? – вдруг спросила она меня. Наверное, потому, что я ее невнимательно слушала, выжидая момент, когда можно будет попросить открыть форточку. Мама Веры делала ударение на последнее «о».
– «Москино»? Есть такая организация? Нет, знаю «Мосфильм».
– Да нет, «Мос-ки-но», – по слогам повторила она. – Бутик такой. Одежда. Вот у меня блузка. Не знаешь, что ли? Все знают.
Мама Веры посмотрела на меня с недоверием. Жена хозяина дома выставила на стол салат с креветками и половинки яиц с черной и красной икрой.
– Тебе яйца передать? – спросила меня психологиня в «Москино».
– Нет, спасибо.
– Так они с икрой. Черной, – со значением сказала она. – Да ты не стесняйся.
Потом они решили отнести еду детям. Я не пошевелилась – Вася никогда не ест в гостях. Ничего. Даже сладкое. Не знаю почему.
– Вася не будет есть, – объяснила я.
– Почему? – удивилась мама Веры.
– Не знаю.
– А ты водила его к психологу? Своди. Наверняка есть причина. А мисосуп он ест?