Вся ночь — полет
Шрифт:
Он засмеялся. Не слишком любезная особа. Но голос приятный.
— Вообще-то не собирался, — признался он. — Хотелось бы долететь.
— Мне тоже.
Она усмехнулась и перевернула страницу. Ясное дело, дает ему понять, что не намерена утомлять себя разговорами.
— …пристегните ремни… — ворковала стюардесса.
Ален схватился левой рукой за ремень и потянул на себя. Соседка поморщилась.
— Не так энергично, пожалуйста. — Она привстала, сунула под себя руку и вынула ремень. — Оставьте мой ремень в покое. — Потом опять уткнулась в журнал.
Ален мысленно чертыхнулся и пошарил рукой между креслами.
— Простите, но мне придется вас побеспокоить.
— Снова? — на сей раз она посмотрела на него не как на пустое место. Интереса, правда, в ее глазах он тоже не заметил. Она смотрела на него, как на какого-то москита, который не только жужжит под ухом, но еще и кусается.
— В последний раз, надеюсь, — сказал Ален как можно более мирным тоном. — Должен сказать, я завидую автору, который пишет так увлекательно.
— О? — Она вскинула брови. — Вы журналист?
Ага, подумал Ален. Все вы хотите познакомиться со знаменитостями.
— Нет, но я… Хотите мою визитную карточку?
— Нет, благодарю вас, — бросила она холодно и снова уткнулась в журнал.
Понятно, значит, ее тип мужчины — знаменитый журналист. А что делают обычно журналисты, кроме того, что тычут пальцами в клавиши компьютера? Они еще… задают вопросы… Но он уже задал их достаточно. Да, еще журналисты охотно рассказывают о себе. Даже когда их никто об этом не просит.
Так почему нет? Он будет тоже рассказывать о себе.
Ален улыбнулся, довольный тем, что нашел замечательный вариант. Он вообще-то не знал, почему ему так важно говорить с этой женщиной. Но он хотел с ней говорить!
— Ни за что не догадаетесь, куда я еду на самом деле, — внезапно проговорил он, и на сей раз она закрыла журнал.
Может быть, она сделала это с досады, но ему было все равно. Ален Ригби не понял, то ли она дочитала статью, которая так ее занимала, то ли решила сдаться на милость назойливого победителя и снизойти до беседы с ним.
Конечно, она могла послать его подальше, сказать, что ей плевать, куда он летит, но тогда атмосфера была бы испорчена. Вместо легкости, которая возникает в небе, когда ты и все вокруг взирают на привычный мир свысока, кажутся себе всесильными, необычайно удачливыми — еще бы — ты паришь над обыденностью! — эти часы превратились бы в тягостное испытание.
Этот незнакомец, между тем думала Шейла, как и все мужчины, эгоцентрик, он жаждет все внимание сосредоточить на себе. Они считают себя центром Вселенной. А свои мысли и желания — главными. Более того, девяносто процентов из них никогда не догадается, что у женщины тоже есть что-то в голове, свое, отличное от того, что в данную секунду их интересует.
Из своих двух браков — одного удачного, но краткого, а второго неудачного и еще более краткого — Шейла Ньюбери вынесла многое.
— Я обычно не угадываю. — Она улыбнулась. — Так куда же вы летите?
— В Лондон.
— В Лондон? — повторила она за ним, пытаясь сообразить, для чего лететь в Лондон через Париж. Из того же Окленда, где они сели в этот самолет, можно лететь до Лондона.
— Вот именно. В Лондон.
— Но вы почему-то не купили билет на прямой рейс? У вас есть дела в Париже?
— Гм, это традиционный способ мышления, — хмыкнул Ален.
— Простите, другим я не владею, — холодноватым тоном заметила она.
Но, как показалось Алену, в глазах соседки мелькнул интерес.
Он погорячился, и за интерес принял досаду. Шейла Ньюбери не выносила, когда люди поступали нелогично. А этот мужчина, который пытается завязать с ней разговор, собирается левой рукой чесать правое ухо.
— Я из Парижа поеду в Лондон, но… — Он сделал паузу, не желая сразу открыть перед ней свой замысел. — По туннелю на поезде, — закончил он, и в его тоне звучала детская радость.
Она пожала плечами.
— На поезде? Вы что, никогда не катались на поезде?
Ален рассмеялся.
— Катался. Много раз. Но я мечтал с самого детства, что, как только построят тоннель под Ла-Маншем и пустят по нему поезда, я обязательно прокачусь.
— Вы… вы летите в Париж только ради этого? — Ее взгляд остановился на его лице, потом губы разъехались, она расхохоталась. — Классно! — объявила она. — Никогда бы не подумала, глядя на вас.
— Ну слава Богу, — засмеялся и Ален. — Я готов был уже подумать, что вы не женщина, а мраморная скульптура, — уколол он соседку в ответ на ее укол. Лицо Алена с тяжелым подбородком внезапно стало похоже на мальчишеское. — Если вас смешат ребяческие поступки мужчин, то вы самая настоящая женщина.
— То есть? — Шейла повернулась к нему и теперь уже внимательно смотрела в серые, как небо в иллюминаторе, глаза.
— А то и есть, — ответил он. — В мужчине до конца жизни живет ребенок. В женщине — его мать.
— А если у женщины нет ребенка?
— Неважно. Она все равно чувствует себя матерью мужчины, да и всего мира.
— Откуда такие познания? — спросила она.
— Опыт. — Ален пожал плечами. — Женщина по своей сути похожа на наседку.
— На… наседку? Вы имеете в виду — на курицу?
Он засмеялся, ожидая, что сейчас на ее лице возникнет оскорбленное выражение. Он уже приготовил слова, чтобы успокоить ее, но — ничуть не бывало! Лицо ее было просто изумленным. Более того — радостным. Но почему?
— Ох, — выдохнула она. — Вы меня просто… ободрили. Вы сами не знаете, как здорово поддержали меня.
Ален оторопело смотрел на нее.
— А что я такого сказал? — Он свел брови, стараясь отыскать в своих словах нечто, чего не заметил сам.
Соседка засмеялась.