Вся ночь — полет
Шрифт:
— Только то, что сказали.
— Я думал, вы обидитесь на меня.
— Да что вы такое говорите! Ваши слова лишний раз подтвердили, что я на правильном пути!
— А…
— Нет, это не обсуждается. Это очень, очень личное.
— Хотите мою визитную карточку? — спросил Ален, чувствуя, как глаза его начинают блестеть свойственным ему в такие минуты охотничьим блеском.
— Нет, — сказала она просто.
Он пожал Плечами.
— Напрасно. Мы могли бы «печататься».
Соседка расхохоталась.
— А вы правда смешной. Вы говорите, как подросток. Это их лексика.
— Они умеют придумывать удивительно точные слова. Поболтать в сети — лучше не скажешь. Войти в Интернет и «покатиться» на какую-то тему. Можете сказать точнее?
Шейла отвернулась от своего соседа. Конечно, они могли бы поболтать. Могли бы обменяться посланиями по электронной почте. Но зачем ей это? Теперь-то она знает, чем наполнит свою жизнь — продолжением жизни безвременно ушедшего сына. Она все равно продолжает быть матерью. Ведь что-то такое имеет в виду ее сосед?
Страшно признаться, но Шейла думала не просто о соколином питомнике. Она хотела со временем сделать из своего ранчо заповедник ловчих птиц. Пусть он будет маленький, но настоящий. Заповедник Сокола Эдвина. У нее возникла мечта еще более дерзкая — для этого заповедника должно найтись место в Книге рекордов Гиннесса. Он прославится как самый маленький заповедник в мире.
Шасси коснулись бетона. Стюардесса лепетала что-то приятное о погоде и о Париже. У Шейлы было странное чувство — сейчас ей вдруг захотелось взять визитную карточку соседа, она искоса взглянула на него, ей показалось, что его лицо сейчас похоже на лицо подростка, слегка обиженного. Но — нет, решила она. Мне не нужна ничья визитная карточка. С меня достаточно тех, что у меня уже есть.
Ален не знал о борьбе желаний, которая происходила в голове соседки. Но, как всякий мужчина, он чувствовал себя уязвленным ее отказом, тем более что карточка ни к чему ее не обязывала. Она могла выбросить ее тотчас, как выйдет из салона самолета. Стало быть, ее отказ — это поза, заявление. Что ж, хорошо, если ей так хочется.
Естественно, он никак не выразил своего огорчения, и, когда стюардесса пригласила всех к выходу из самолета, а его соседка встала и потянулась за своим рюкзачком, Ален поспешил ей на помощь.
— Пожалуйста, чрезвычайно независимая незнакомка, — насмешливо сказал он, подавая ей вещи.
— И куртку, пожалуйста, — не обращая внимания на ехидный тон, потребовала она.
— Вот. — Ален достал из глубины багажного ящика темно-синюю ветровку. — Я всегда считал, что соотечественники в чужой стране — это больше, чем просто соотечественники.
Она засмеялась.
— Тогда считайте, что вы ошиблись.
— Разве вы не американка? — искренне изумился Ален.
— Я — тайна. — Она привстала на цыпочки и шепнула ему в ухо снова: — Я тай-на-а… — повторила она и дурашливо засмеялась.
Он стоял с поднятыми вверх руками и смотрел, как соседка уходит от него. Пассажиры выныривали со своих мест, между рядами они сливались в разноцветную пушистую гусеницу, которая, перебирая сотнями ножек, вползала в широкий раструб, ведущий из салона в зал прилета.
Ален опустил руки, но продолжал смотреть и смотрел до тех пор, пока светловолосая голова не исчезла вместе с потоком.
Потом Ален взял свою ветровку и сумку и тоже пошел по проходу, теперь уже совершенно пустому.
Путь открыт, подумал он, усмехаясь. Куда же?
Как это куда? К вожделенному приключению собственного детства, ответил он на свой вопрос.
Вот как? И только? А не кажется ли тебе, Ален Ригби, что ты внутренне готов к приключению вполне взрослой жизни?
Он усмехнулся, взглянул на стюардессу, которая отнесла эту усмешку на свой счет и постаралась ответить белозубой улыбкой, на всякий случай. Он неожиданно для себя подмигнул ей.
Ален Ригби был доволен собой. Салли все же не сумела напугать его до смерти. Он снова стал замечать женщин, многие из них уже кажутся ему милашками.
Но теперь это женщины другого типа.
Глава десятая
Правильно собрать мозаику
Шейла удивлялась самой себе. Да она ли когда-то работала риэлтером? Она ли жаждала жить в доме, приложением к которому согласилась иметь даже Боба Олби?
Теперь ее жизнь летела на крыльях сокола, в голубом калифорнийском небе. На каждую птицу — будь то голубь или ворона, которые появлялись над головой, Шейла смотрела, как охотник на возможную добычу. Справится Сокол Эдвин или нет?
— Ну что, милый, как тебе вон тот голубок? Возьмешь его? — спрашивала она птицу с неподдельным азартом. — Я бы на твоем месте взяла.
Шейле все чаще казалось, что между ней и этим соколом установилась особенная связь. Когда она надевала ему на голову кожаный клобучок, то сразу чувствовала, как все вокруг темнеет на долю секунды. Более того, если ей хотелось вздремнуть среди дня, она надевала на глаза темную повязку, защищаясь от света, и всякий раз представляла, что точно так же чувствует себя Сокол Эдвин с надетым клобучком.
Такой связи она не испытывала даже с сыном. Не потому ли, что Сокол Эдвин не мог спорить с ней, а Эдвин мог?
Шейле довольно часто звонила Норма Родд, но это были не звонки доктора пациенту, а скорее приятельницы.
— Шейла, я влюбилась в твоего сокола, — смеялась она. — Его фотография стоит в рамке у меня на столе. Я смотрю на него и восхищаюсь.
— Так заведи себе такую птичку, — советовала Шейла. — Могу помочь.
— Мне не справиться с соколом.
— Тогда найди себе что-то попроще. Возьми крошку амадину.