Вся синева неба
Шрифт:
— Звучит заманчиво.
— Написано, что флора вокруг великолепная.
— Тем более.
Снова повисает молчание. Жоанна, подавив зевок, говорит:
— Я, наверно, пойду спать. Лягу на банкетке внизу.
Она уже встает, и он кидается как в омут головой:
— Жоанна…
Он только об этом и думает со вчерашнего вечера. Им обязательно надо поговорить.
— Насчет этой идеи пожениться…
Она тихонько садится напротив. Локти на столе, ладони плашмя.
— Да?
Она смотрит на него внимательно. Ждет, не торопит его. Он глубже усаживается
— Это выход… Ты права… Но…
— Но?
Отсветы пламени свечей пляшут на ее лице. Зажигают огонек в ее глазах, обычно казавшихся ему такими тусклыми. Оказывается, вовсе нет. Она могла бы быть красивой. Из нее могла бы получиться прекрасная невеста. Однажды, может быть, она узнает это счастье, но не так, не в этих условиях.
— Я не могу просить тебя об этом.
Она сидит неподвижно. Никакие эмоции не отражаются на ее лице.
— Ты ни о чем меня не просишь. Я сама тебе это предложила.
— Ты знаешь, что я хочу сказать…
— Нет…
Он вздыхает, еще сильнее вжимается в спинку стула.
— Для меня все просто. Достаточно будет подписать эти бумаги. Я буду уверен, что свободен до конца благодаря тебе. А потом я умру, и разговор окончен. Ты окажешь мне большую услугу, и я буду тебе вечно благодарен, до смерти, во всяком случае.
Он медлит несколько секунд, сглатывает, подбирает слова.
— Для тебя — другое дело. Твоя жизнь будет продолжаться. Я не знаю, что ты станешь делать, но, может быть, вернешься к Леону или однажды встретишь другого мужчину.
Лицо ее по-прежнему неподвижно.
— Ну и?..
— Ну и ты не можешь выйти за меня замуж. Ты не можешь остаться вдовой в двадцать девять лет.
Жоанна все так же опирается локтями на стол и смотрит прямо перед собой. Она повторяет, чеканя слова:
— Я сама тебе это предложила. Я готова.
Он качает головой. У него такое ощущение, что она ничего не понимает.
— Ты не можешь испортить это с первым встречным.
— Что испортить?
— Это бывает только раз… Только раз в жизни.
Она и бровью не ведет. Неужели ей совершенно наплевать? Неужели все это для нее пустой звук?
— Я готова, — еще раз повторяет она.
— Несмотря на Леона?
— Несмотря на Леона.
Повисает молчание. Он смотрит на ее невыразительное лицо. Хотелось бы ему знать, что оно скрывает, что такое сделал Леон.
— Еще обсудим это? — спрашивает она. — Я правда очень устала.
Он кивает. Жоанна встает и задувает половину свечей.
— Старина, не оставляй меня одного сейчас! Предупреждаю тебя! Я умираю от мандража!
С Рено градом лился пот. Он то и дело утирал лоб уже мокрым носовым платком.
— Не надо было тебе так рано надевать костюм, — проворчал Эмиль.
Было тридцать градусов жары, а Рено так нервничал, что захотел надеть свою сбрую жениха за час до церемонии. Они были вдвоем в его детской. В той самой комнате, где провели первые бессонные ночи, обменивались первыми признаниями, смотрели первые фильмы. Эта комната превращалась порой в велосипедную мастерскую или в татами, когда на них находило драчливое настроение. Еще валялись плюшевые игрушки на кровати Рено, висели фотографии класса на стенах. Странно было видеть его, такого большого и элегантного, без пяти минут жениха, среди следов его детства. Эмиль был назначен шафером вместе с каким-то кузеном Рено. Подружек невесты выбирала Летисия. Свою сестру и подругу.
— Открой окно, пожалуйста, Эмиль.
Он повиновался. Рено был на грани обморока.
— Почему ты так паникуешь? Ты ведь знаешь, что она скажет «да», правда?
— Заткнись.
Рено не расположен был шутить. Через час все взгляды будут устремлены на него, и он женится на Летисии.
— Где твой цветок? — спросил он Эмиля, усаживаясь на подоконник.
— А? — отозвался тот, просто чтобы нагнать на него еще больше паники.
— Твой цветок! Твой цветок в бутоньерке! Не говори мне, что ты его забыл!
Эмиль достал красный цветок из кармана рубашки.
— Вот он. Расслабься.
Летисия рукой мастера разработала каждую деталь своей предстоящей свадьбы. Она потребовала дресс-кода, чтобы фотографии были удачными и явно свадебными. Костюмы мужчин и платья женщин должны были быть черными (она позволила немного белых вкраплений, но не слишком заметных). Каждый должен был украсить свой наряд каким-нибудь красным аксессуаром. Рено попросил всех приглашенных мужчин вставить красный цветок в бутоньерку. Сам он надел алый галстук-бабочку, а пиджак его костюма был отделан красной каймой. Эмилю не терпелось увидеть Лору в праздничном наряде. Она надулась, узнав про непременный дресс-код, но приняла игру. Купила красивое черное платье с юбкой типа балетной пачки выше колен и отыскала широкий алый пояс с большим узлом на боку. Он не сомневался, что Лора будет выглядеть великолепно.
Мать Рено постучалась в дверь его комнаты и разрыдалась, увидев его в костюме.
— Ты такой красивый…
На церковной паперти Эмиль оказался в черно-красной толпе. Игру приняли все. Подойдя к их общим друзьям на ступенях церкви, он искал глазами Лору.
Летисия появилась в толпе, одетая как принцесса. На ней было широкое платье-бюстье ослепительно белого цвета, ниспадавшее каскадом до щиколоток. Узел волос был украшен маленькими красными бабочками. Эмиль засмеялся, представив себе реакцию Лоры. Он так и видел, как она поморщится, высказав мысль вслух (очень громко): Внимание, дурной вкус!
При виде бабочек она, пожалуй, хлопнется в обморок.
— Лоры нет? — спросил он, ни к кому в отдельности не обращаясь.
Вся их компания собралась здесь, но Лоры еще не было. Один из сокурсников Рено ответил ему:
— Она была здесь, но ушла.
— Что? Как это ушла?
К церкви подъехал Рено в родительской машине, и это их отвлекло. Отец и мать подвели его под крики и аплодисменты толпы к верхней ступеньке, где ждала его Летисия.
— Куда ушла Лора? — спросил он снова, когда все уже толпились внутри церкви.