Вся синева неба
Шрифт:
— Хорошо. Зайдешь ко мне потом?
— Да, мама. Покажу им второй этаж, и мы зайдем к тебе.
— Хорошо.
Анни показывает им на лестницу слева.
— Поднимайтесь, я за вами.
Жоанна идет впереди. Эмиль следом. Поднявшись по ступенькам, они оказываются в комнате, погруженной в полумрак, и не различают даже ее очертаний.
— Ох, извините! — восклицает Анни. — Я должна была пойти первой, надо открыть ставни.
Она делает несколько шагов, приглушенных ковровым покрытием на полу. Эмиль с Жоанной слышат, как открывается окно, скрипят ставни, и вдруг их ослепляет солнечный свет с улицы. Они удивлены. Эмиль
— Мы с мужем все здесь перестроили, когда решили поселить маму внизу. Снесли перегородки, сделали большую студию и сменили обстановку на более современную.
Действительно, кроме бежевого коврового покрытия — его, видимо, не трогали, — помещение, похоже, переделали полностью. Стены обработали так, что видны красивые камни, из которых сложен дом. Потолок явно недавно побелили. В него вставлены светильники. Это действительно студия, с широким угловым диваном, низким столиком и этажеркой с книгами. У противоположной стены кухонька. Над плитой и маленьким холодильником — второе окошко, слуховое, выходящее, должно быть, во внутренний дворик.
Анни делает гостям знак подойти к стенному шкафу, и они понимают почему. За угловым диваном, частично скрытая этажеркой с книгами, находится маленькая дверца, которую она открывает.
— Вот ванная и туалет.
Здесь тоже все переделано. Душевая кабинка сияющей белизны, раковина из фальшивой гальки. Мансардное окошко позволяет проветривать помещение. Тесновато, но мило и хорошо продумано.
— Мама оставила здесь кое-какие вещи, которые могут вам пригодиться. Полотенца, книги, игру в скрабл. Она в своем возрасте предпочитает телевизор.
Они уже вернулись в комнату, к лестнице.
— Как я уже объяснила вашей подруге утром, я предлагаю вам платить половину в обмен на внимание к маме. Я не прошу вас заниматься ее хозяйством или туалетом. У мамы есть приходящая помощница, которая всем занимается, она приходит каждое утро очень рано, в семь часов. Вы вряд ли будете с ней пересекаться. Нет, я прошу просто иногда составлять ей компанию. Потратить несколько минут, поговорить с ней. Помочь ей выйти во дворик, если она захочет подышать воздухом, покормить ее кошку, пожелать ей доброй ночи вечером…
Жоанна кивает. Эмиль держится чуть позади в нерешительности. Эта квартира не так плоха. Им в ней может быть хорошо. Но стоит ли игра свеч?
— Пойдемте познакомимся с мамой и посмотрим внутренний дворик?
Они спускаются вслед за Анни по лестнице, снова оказываются на первом этаже и проходят по темному коридору. Анни показывает на закрытые двери:
— Здесь мамина спальня, ее туалет и ванная.
В конце коридора хозяйка открывает дверь, и они выходят наконец на свет. Эта гостиная — настоящая старушечья комната. Зеленые обои с золотой каймой, бархатные кресла, коврики с широкой бахромой, салфеточки на мебели. В одном из кресел сидит старушка с котом на коленях. У нее седые, собранные в узел волосы и проницательные голубые глаза.
— Мама, вот молодые люди пришли посмотреть квартиру.
Большой рыжий котяра спрыгивает с кресла и убегает, испугавшись гостей. Они видят, как он юркает в застекленную дверь, ведущую, вероятно, во внутренний дворик.
— Ох! — говорит старушка. — Кажется, Каналья испугалась.
Эмиль и Жоанна подходят к ней, чтобы поздороваться.
— Добрый день, мадам.
Старушка вполне бодра. Она протягивает им еще крепкую руку, но, когда хочет встать, дочь ее одергивает:
— Сиди, мама!
Старушка улыбается им, закатив глаза. За ее спиной фоном работает телевизор. Идет сериал, действие которого происходит где-то за городом, в шале. В углу комнаты — кухонька, в точности такая же, как на втором этаже, только в ней расставлены засушенные цветы в кошмарных вазах, зеленых с золотом, под цвет обоев.
— Идемте, — говорит Анни. — Я покажу вам внутренний дворик.
Эмиль и Жоанна проходят за ней в стеклянную дверь и спускаются по ступенькам в маленький, закрытый со всех сторон дворик. Место действительно прелестное. Дворик окружен высокими стенами соседних домов, но ни одно окно в него не выходит, полная изолированность. Пол вымощен булыжником. Широкий платан, должно быть столетний, растет в самой середине и дает тень и прохладу. Старушка расставила по обе стороны от стеклянной двери горшки со всевозможными растениями всех мыслимых расцветок. Под деревом стоит круглый деревянный стол и два стульчика. Большой рыжий кот лежит под столом и подозрительно косится на пришедших.
— Вот наш знаменитый дворик. Вы можете ходить сюда через мамину комнату. Не думаю, что она будет против. Я вам говорила, летом она предпочитает сидеть в гостиной в холодке. Надеюсь, что Каналья тоже вас примет. Эта кошка не любит посторонних.
Наклонившись, Анни протягивает руку к кошке, та не шевелится.
— Она сегодня не в настроении. Наверно, поняла, что у нее заберут ее малыша…
Голос подает Жоанна:
— Ее малыша?
Анни выпрямляется и объясняет:
— Каналья окотилась, и из трех котят выжил только один. Маленький котик. Мама в ее возрасте не может заботиться о двух кошках, и в любом случае они начнут драться, когда котенок подрастет.
Жоанну, кажется, очень волнует эта история. Эмиль видит, как она тревожно хмурится.
— Что вы с ним сделаете?
— Мне не удалось его пристроить.
— Вы же его не убьете?
Жоанна произнесла это голосом маленькой испуганной девочки. У Анни убитый вид.
— Придется… Если не найдем ему семью.
— Где он?
Анни поднимается по ступенькам в гостиную матери.
— Он в углу гостиной. Хотите на него посмотреть?
Жоанна поспешно кивает и устремляется в дом вслед за Анни. Эмиль не идет за ними сразу, задержавшись еще немного во внутреннем дворике. И правда, здесь хорошо. Он так и видит себя сидящим за деревянным столиком под платаном. Ему думается, что старушка на вид не так уж стара и больна. Она выглядела вполне бодрой. В конечном счете, это может быть приятное соседство…
В гостиной Жоанна сидит на корточках перед корзиной, в которой спит крошечный рыжий с белым котенок. У него едва открылись глаза.
— Сколько ему?
Отвечает ей старушка. Она встала с кресла и с трудом идет к Жоанне, Анни и котенку.
— Два месяца. Его только что отлучили от матери.
Анни, вздрогнув, оборачивается:
— Мама! Да сиди же! Зачем ты утомляешься?
Но старушка не обращает на дочь никакого внимания. Она продолжает, обращаясь только к Жоанне:
— Анни хочет его убить, если я не найду, кому его пристроить.