Вся жизнь — игра
Шрифт:
Он возвышался над нею — бронзовый на синем фоне — и казался морским божеством, всемогущим Нептуном. Только трезубца в руке недоставало.
Но вот он осторожно, чтобы не покачнуть судно и не напугать прекрасную пассажирку, опустился на колени и склонился над Маргаритой. Она близко-близко увидела, как напряглись литые тренированные мышцы на его груди. И его губы, пересохшие не то от ветра, не то от волнения.
— Синьорина, — произнес он шепотом, хотя никто тут не мог их подслушать.
— Что? — тоже шепотом ответила она, неожиданно для себя самой обнаружив, что и ее охватывает сладкий, чудесный трепет. — Что, Лучано?
Его черные глаза, кажется, прожигают ее насквозь. Его крепкие смуглые руки упираются в палубу по обе стороны от ее головы. И ноздри у него вздрагивают от страсти. Лучано так близко, и он так красив…
— Всего один поцелуй, — умоляет он. — Всего один… Нас никто не видит…
— Никто не видит, — безвольно повторяет она. При чем тут это? Какая разница — видят или нет? Разве она кому-то что-то должна?
К черту человека-скалу! Гений остался там, на берегу! Он ей не муж, он ей никто, просто случайный знакомый, забредший однажды невзначай в их казино… Забредший случайно в ее, Маргаритину, жизнь… Он — призрак.
А Лучано — реальность. Вот он, рядом. И он ее любит. И он волнует ее.
— Да! — коротко выдыхает Маргарита.
И вот уже мужская мускулистая грудь легла сверху на нежную женскую…
И щека Маргариты чувствует покалывание жестких усов… А Лучано уже ощущает вкус ее розовой губной помады и видит, как расширяются, поглощая его целиком, зрачки ее бездонно-зеленых глаз…
Он делает скупое, осторожное движение, чтобы не накренить яхту, и полностью накрывает Маргариту своим телом…
Поцелуй их получается таким же необъяснимым, таким же бесконечным, как слияние неба и моря…
…Нет, вовсе не бесконечным оказался этот поцелуй. И не имел никаких последствий.
Потому что он был грубо оборван вульгарным, визгливым женским смехом.
Маргарита вздрогнула и отстранила Лучано. Огляделась, с трудом приходя в себя.
Откуда могут здесь, посреди морской глади, появиться люди? Откуда эти возбужденные, громкие, неприятные голоса? Уж не мифические ли сирены расшумелись? Только у тех, по преданию, голос был слаще меда. Он завораживал мореплавателей.
Нет, то были не сирены.
Невдалеке от яхты покачивалась на волнах широкая, устойчивая рыбацкая лодка. Из нее-то и доносились вскрики и взвизгивания:
— У-ух! Э-эх!
Наступил почти полный штиль. Яхта Лучано и Маргариты, шедшая лишь под парусом, едва продвигалась.
Лодчонка же была куда проворнее: у нее имелась пара потемневших весел.
А на веслах сидели две девчоночки — молоденькие, чуть ли не школьницы, и усердно гребли, подбадривая себя ритмичными возгласами.
Девчонки были в полинявших от морской соли купальничках, совершенно символических, еле прикрывающих едва наметившиеся полудетские грудки.
— У-ух! — сделали они очередной рывок веслом, и застежка лифчика у одной из них не выдержала.
Раздались возгласы восторга, и девица совсем сбросила ставший ей ненужным бюстгальтер.
— И я! Я тоже хочу! — заверещала ее напарница и вслед за подружкой обнажила сосочки-пуговки.
А на корме, с ногами на банке, восседала еще и третья. Она стоймя вскочила на сиденье, объявив:
— А я что, рыжая, что ли? У меня вообще стриптиз будет! Глядите!
И соплюшка содрала с себя не только лифчик, но и трусики, продемонстрировав зрителям узенькую белую полоску на черных, как у негритянки, худых бедрах.
Лодка в это время совсем поравнялась с яхтой.
Лучано отвернулся. Его, южанина, почитателя пышных женских форм, совсем не привлекали прелести угловатых подростков. Эти дурочки оторвали его от такой роскошной женщины!
Маргарита тоже хотела отвернуться — и не смогла.
Потому что заметила вдруг: девчонки-то в лодке не одни! На днище рыбацкой шлюпки, прислонившись белокурой головой к лодыжке одной из девиц, лежал, загорая…
Да, это был он.
Георгий. Гений. Человек-скала.
«Чтоб вы все потонули!» — подумала Маргарита в сердцах.
Однако лодчонка прекрасно выдерживала тяжесть скалы.
Голенькая девочка пританцовывала на корме, требуя:
— Где аплодисменты? Не слышу.
И Георгий захлопал ей. Сперва он бил в ладоши, приговаривая «Браво!», а потом поднялся и принялся так же похлопывать девчонку по загорелой кругленькой попке. А та вертелась, подставляя ему то одну ягодицу, то другую.
Он был занят. Он был увлечен. Ни яхту, ни ее обитателей он даже не удостоил взглядом.
Девчонки продолжали восторженно хихикать — и это было для Маргариты как ножом по стеклу. Ей точно так же сводило скулы от этих голосов, как ему вчера за ужином — от оперных арий.
— Клево! — пищали малолетки.
— Гля, какие сиськи!
— А жопа-то, кайф!
Лодка прохлюпала веслами, едва не столкнувшись с яхтой. Поплыла дальше.
Лучано только сейчас поднял голову, виновато поглядел на спутницу: дескать, прошу прощения, скузо, недоглядел. Эти людишки недостойны вас, несравненная синьорина!
Похоже, он даже не заметил, что в лодке находился его гениальный партнер Джорджио Кайданников.
Лицо Маргариты, еще недавно такое блаженное, излучавшее удовольствие, резко осунулось. Итальянцу стало ясно: все его дальнейшие попытки поцеловать или обнять эту женщину потерпят фиаско.
— Что-то мне нехорошо, — проговорила она тусклым голосом. — Похоже, морская болезнь начинается.
Джерми протянул ей леденец (тоже из запасенных стариком Понтини):
— Возьми. Будет легче.