Вся жизнь — игра
Шрифт:
Единственное, что позволял себе седой диретторе, это ворчливо произнести новую выученную им русскую пословицу:
— Баба пляшет, а дед плачет.
В роли деда он, вероятно, видел себя, потому что его хозяин (он же — и его подопечный) плакать не думал, а, напротив, ликовал.
Лучано был абсолютно уверен, что полностью завоевал Маргариту.
А она — она и не думала разрушать его радужные надежды. Охотно проводила с ним время, даже сама искала встреч. Одаривала манящими улыбками, роняла двусмысленные реплики, которые вполне можно было принять за обещания.
Обещания — чего? Да всего! Безграничного счастья, рая на земле!
О, Маргарита это умела!
Жестоко? А почему, собственно? Ведь она не говорила итальянцу ничего определенного, он сам достраивал каждый ее жест, вздох, шаг собственной богатой фантазией. Как говорится, «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». Маргарита вовсе не чувствовала себя виноватой.
Лишь перед старым Джузеппе испытывала она некоторую неловкость. Столько усилий пожилой управляющий тратит заведомо впустую!
Но, если вдуматься, то разве он что-нибудь теряет на этом? Из зарплаты у него хозяин ничего не вычитает, а пожить подольше на лучшем российском курорте — что тут такого ужасного? Наоборот, приятно.
Старик же, вопреки логике, проникся к синьорине Маргарите искренним уважением: признал в ней большого мастера. Если сам он был непревзойденным асом в бизнесе, то она, несомненно, первенствовала в искусстве флирта и обольщения.
Искренне любя Лучано, он тем не менее с любопытством и даже одобрением наблюдал, как эта роскошная женщина неуклонно прибирает Джерми к рукам. Старик не мог не восхищаться точной, безупречной работой, в чем бы она ни состояла.
Ни разу управляющий не сделал попытки вклиниться, помешать отношениям Лучано и Маргариты. Прекрасно понимал: это бесполезно. И, более того, — глупо. Потому что… противиться чарам такой кудесницы, такой «беллиссима» может только полный кретин.
И старичок искренне считал кретином… гениального изобретателя синьора Кайданникова.
— Буонджиорно, синьорина! — задребезжал в холле старческий голос.
Лучано вздрогнул и недовольно наморщился. Он только что взял Ритины руки в свои и хотел вдоволь насладиться этим ощущением. Да вот досада — помешал глупый старик!
А Маргарита обрадовалась:
— Что новенького, синьор Понтини?
— Новенькое, новенькое! — Джузеппе бодро шлепал по мраморному полу своими разношенными сандалиями, надетыми, как обычно, на босу ногу. Он размахивал полоской бумаги. — Новая русская пословица.
— О, коэлис! — закатил глаза Лучано. Это означало «О, небеса!» и выражало крайнюю степень раздражения.
Управляющий недовольство хозяина полностью игнорировал:
— Очень подходит к ситуации.
— Читайте же! — Маргарита заранее потешалась.
— Бабья краса без зубов, а с костьми сгложет.
— Без зубов? — Лучано невольно глянул на смеющийся, идеальный Ритин ротик. — Что за абсурд. Почему этот бред подходит к ситуации?
А Маргарита хохотала:
— Синьор Джузеппе, вы непременно должны быть тамадой на моем дне рождения. Ведь вы мне не откажете?
— Что такое тамадой? — деловито поинтересовался старик.
— Тамада — это праздничный диретторе.
— Согласен!
Лучано же занервничал.
— Вы его приглашаете тоже? — он надулся, засопел, как младенец. Как будто считал, что поздравить именинницу — его монопольное право.
— Я забыла вас предупредить, Лучано, — пожала плечами Рита. — Это будет вовсе не ужин тет-а-тет.
— У-у… — он был явно разочарован.
— Но ведь тридцать лет исполняется раз в жизни, — она никогда не скрывала своего возраста. — А посидеть вдвоем мы можем в любой день.
— Си! Си! — Лучано воспрянул духом.
Джузеппе же произнес, обращаясь ни к кому конкретно, в пространство:
— Женский ум лучше всяких дум…
— Кстати, Лучано, я хотела тебя попросить: не передашь ли мое приглашение и синьору Кайданникову? Мне самой не очень удобно. Я… не слишком хорошо знаю его…
Вот и опять: вроде соврала, а вроде и нет. Она ведь действительно не настолько хорошо знала Георгия, чтобы предвидеть тот или иной его поступок. Вернее — ту или иную выходку.
— Разумеется передам, си.
Лучано даже не акцентировал внимания на этой просьбе, не увидев в ней никакого скрытого смысла. Ну и кто, спрашивается, в этом виноват, кроме него самого?
Джузеппе же даже языком прищелкнул от восхищения, и тут же извлек из памяти еще один подходящий к случаю перл русской словесности:
— Баба не бьет, а под свой норов ведет.
Маргарита фыркнула и подыграла:
— Плут кто берет, а и глуп, кто дает!
Старик и женщина поняли друг друга. Как приятно, когда встречаются два умных человека, даже если это наносит ущерб бизнесу!
Помимо замыслов относительно Георгия, у Маргариты была лишь одна сложность: как «развести» Лучано с Костей, не дать им столкнуться лбами?
Если Кайданников видит ее то с одним, то с другим — это удачно. Пусть поревнует. А коли эти двое пересекутся — неизвестно еще, чем все кончится. Ведь они оба, в сущности, дети, хоть Джерми и старше более чем вдвое. Тут можно ожидать любого выплеска эмоций…
К счастью, Лучано теннисом не увлекался, и корт оставался Костиной епархией.
Мальчик оказался отличным тренером, умным и терпеливым. Спортивное мастерство Маргариты ощутимо росло благодаря его урокам. Да, именно так: у теннисной сетки он был ее учителем, а не наоборот.
Еще немного — и ей не стыдно будет вновь сразиться с Кайданниковым. Жаль, что Георгий больше здесь не объявляется!
— Да у нас все так играют! — небрежно отмахивался Константин от Ритиных комплиментов. — Женька Кафельников тоже ведь наш, сочинский. Пацаном на этих самых площадках и научился.