Вся жизнь - поход
Шрифт:
Короче, получилось так, что несколько человек заполняли путевой и краеведческий дневники и работали с картой, а осталь-ным нечем было заняться: ведь их отчеты сию минуту не требо-вались, и потому каждый с легким сердцем откладывал свою пи-санину на завтра, расчитывая управиться на большом привале, а не мучиться в темноте с фонариком, отбиваясь от комаров.
Теперь свободные от дел туристы сидели у костра, переки-дываясь в картишки - занятие, хотя и не возбраняемое мною, но позабытое еще в первых походах. На следующий день ребята отдавали мне сделанные второпях на привалах
"Мы с удивлением и восхищением наблюдали, как в уме-лых и грубоватых на вид руках мастеров из обычной коровьей кости постепенно появлялось произведение искусства. Талант народных умельцев был виден во всем!" Я не мог позволить украшать подобными перлами наш краеведческий дневник, я чувствовал неискренность туристов, но и заставить их писать по-другому не умел. За два дня до прихода на поляну слета произо-шло то, что неминуемо должно было произойти: меня завалили исправленными записями, которые приходилось снова просматривать; две девушки, явно не успевая, поочередно заполняли дневник, а остальные ребята, наконец-то освободив-шись от надоевшей писанины, играли в волейбол или лежали на рюкзаках, не заботясь об установке палаток и сборе хвороста, хотя погода портилась и временами накрапывало.
Несколько раз я указывал командиру, что пора бы заняться лагерем, но в ответ слышал только: "Сейчас." Обед ребята не приготовили, что-то там пожевали, позабыв о том, что наша тройка тоже не ела с утра, а за дровами пошли уже в первых су-мерках. Я отправил своих канцеляристок ставить палатки, а сам ушел от бивака подальше на холмик и, накрывшись клеенкой, продолжил записи в дневнике. У костра слышались крики и смех, потом стало потише - видимо, ребята ужинали; потом затренька-ла гитара, а я все сидел под мелким дождиком, злой и голодный, заполняя одну страницу за другой.
Когда стемнело и я уже работал при фонарике, на холмик поднялась вся команда. Ребята молча стояли вокруг меня, а я делал вид, что не замечаю их.
– Виктор Яковлевич, - наконец сказал кто-то, - мы вам ужин принесли...
Я молча продолжал делать записи. Дежурные стояли передо мной с мисками и кружкой, не зная, поставить ли их на землю или подождать, пока я протяну руку.
– Ну простите нас, - просопел Коля Голиков, немного угрю-мый и грубоватый парень, владелец карточной колоды.
– И да-вайте пойдем к костру, чего на холоду-то ужинать. А дневник мы с утра заполним, можете даже не проверять.
Я пошел в лагерь в окружении притихших ребят, На осклизлой тропинке образовалась колонна под капюшонами плащей. Впереди меня несли в клеенчатом мешке краеведческий альбом и коробку с флакончиками туши, позади - красные папки с черновыми записями. Замыкали колонну дежурные с мисками нетронутого ужина на вытянутых руках. На плечи мне наброси-ли офицерский плащ, а в лесу несколько человек вышли вперед и отодовигали мокрые ветки от моего лица. Все это напоминало похоронную процессию, и было
Меня усадили (хорошо, что не положили) возле костра на бревно, немедленно покрытое сухой клеенкой, на колени поста-вили миску с заново подогретой кашей и, уберегая от дождика, раскрыли зонтик с торчащими в разные стороны спицами.
Я посмотрел на скорбные лица своих туристов и рассмеял-ся:
– Вы думаете, я смогу есть при таком почетном карауле? Садитесь!
Напряжение лопнуло разом, и ребята шумно расселись вокруг меня.
– Тихо!
– сказал Голиков.
– У кого карты ?
Ему протянули колоду.
– Виктор Яковлевич, - сказал Голиков, - мы понимаем, как много вы делаете для нас. Вот смотрите, - и Коля бросил карты в костер.
– Больше к нам претензий не будет.
Мне надо было держать ответную речь, и я сказал:
– Подъем в шесть утра. Пока не закончим оформлять документы, с места не трогаемся. До поляны слета тридцать километров. Завтра проедем двадцать. Во время обеда постирать ковбойки. Сушить на плечах или на рюкзаках. Вопросы?
Вопросов не было.
– Тогда час на пение, и в двенадцать отбой. Надо выспаться.
Я подошел к своему рюкзаку, чтобы постелиться, но ничего делать не пришлось: спальник и все необходимое уже было раз-ложено в палатке.
Из педагогического дневника:
"28 июня 1957 г. ...Если ребята видят, что руководитель делает много больше, чем от него ожидали, или, будем говорить так - если ребята видят, что руководитель заботится об их благе, про-тиводействие руководителю снимается само собой".
Позднее я увидел, что мой победный тезис далеко не абсо-лютен. Как уже говорилось, многое зависит от личных качеств руководителя.
Ночью дождь усилился, и к полудню, не вылезая из пала-ток, мы наконец-то закончили оформление всех материалов. Ехать по утонувшим в грязи тропам не было никакой воз-можности. Километров пятнадцать мы катили велосипеды по липкому месиву, извазюкавшись "выше крыши". Дождь иногда прекращался, потом снова начинал нудно моросить, а когда мы остановились на ночлег, ливануло уже основательно. К моему удивлению, едва поставив палатки, ребята пошли к ручью стирать тренировочные костюмы и ковбойки - нашу единую форму, выданную шефами во временное пользование. Сушили одежду над костром, чуть ли не окуная ее в булькающие ведра...
Из-за непогоды соревнования на слете отменили. Нас выстроили на линейке, похвалили за мужество и попросили сдать все походные отчеты, по которым уже в Москве будут определены победители. Через несколько дней позвонили в школу и поздравили нашу команду, поделившую первое место с туристами из другой школы, номера которой теперь не помню.
Конечно, мы были рады. Но я не мог забыть едва не вспыхнувшего конфликта во время оформления дневников. Привычка во всем доискиваться причины, из которой неминуемо вытекает следствие - учили же меня в институте диалектическому мышлению!
– заставляла перебирать факты и фактики, предше-ствовавшие событию, а не валить все на безответственность учеников.