Вторая чеченская
Шрифт:
Но прежде чем пройтись по скважинам, необходимо кое-что разъяснить.
Официально, согласно документам, считается, что в составе республиканского топливно-энергетического комплекса (ТЭК) девять отраслей, и все находятся в государственной собственности:
нефтегазодобывающая,
нефтеперерабатывающая и химическая,
нефтепродуктообеспечивающая (Нефтепродукт),
транспортирующая нефть (Транснефть),
газовая (газификация, трансгаз, эксплуатация),
энергетическая,
экологические технологии,
топпром (твердое топливо),
НИИ нефти и газа.
Главное в этом перечне то, что государственный ТЭК практически не работает. Государственная, для казны, «нефтянка» – не функционирует. И в то же время – работает всё. Это
Тот, кому поручена охрана неработающих объектов ТЭК, – тоже потихоньку обогащается, расхищая их ударными темпами. Например, хотя все нефтеперерабатывающие заводы Чечни полуразрушены – там еще есть чем поживиться. Демонтаж оборудования собственными силами принял массовый характер. В основном это происходит так: ночами, когда вроде бы действует комендантский час и блокпосты должны стрелять без предупреждения в каждый движущийся предмет или тело, груженные бывшим оборудованием гражданские КамАЗы с чеченскими номерами идут по направлению к Осетии и Ставропольскому краю. Обычно колонны с ворованным госимуществом движутся под охраной федералов-контрактников, которым, в общем-то, все равно, чем промышлять.
Эти тандемы полностью структурировались: федералы плюс чеченцы-воры и образовали устойчивые орг-преступные группировки. И к новым бандформированиям не рискуют приближаться не только представители чеченской администрации, ответственные за ТЭК, но и бойцы других военных ведомств. Например, комендантские роты в Грозном, несущие ответственность за сохранность предприятий на подотчетной территории. Они боятся быть нечаянно расстрелянными, что уже неоднократно случалось.
Естественно, официальные чеченские структуры не только мрачно созерцают разгул творимого воровства. Ими предпринимались усилия, чтобы запустить хозяйственный механизм и заставить его трудиться в рамках закона. Но это оказалось столь трудным делом, что у правительства быстро опустились руки и все отложили до лучших времен – поближе к окончанию войны, а так как она все никак не кончится, процесс замер…
Все скважины в Чечне сегодня кому-то принадлежат, хотя на бумаге принадлежат государству. И в зависимости от своего реального хозяина скважины в Чечне бывают двух типов: горящие и нормальные. И это всегда кому-нибудь нужно: когда одни из них вдруг неожиданно возгораются, другие тухнут, а третьи всегда стабильны.
Если со скважиной ничего не происходит, значит, ее собственник – уважаемый богатый человек, содержащий свою «гвардию», и эта собственность никем не оспаривается. Вокруг остальных, не до конца определившихся с хозяевами, идет ежедневная непримиримая борьба с применением огнестрельного оружия.
Если ехать из Гудермеса на восток, в сторону Курча-лоевского района – малой родины нынешнего главы администрации Чечни Ахмат-Хаджи Кадырова, то ты сразу понимаешь, где же, действительно, столица местного нелегального нефтяного рынка. Если в Чечне в принципе нет такой дороги, где нельзя было бы купить самопального бензина, то нефтяные ряды в Курчалоевском районе – просто у каждого дома и на каждом повороте. Бензовозы – у подавляющего большинства дворов.
Я еду по пустынной бетонке курсом на бушующий факел. Это так называемая скважина № 7 (официальное наименование) – на окраине селения Цоцан-Юрт. Она круглосуточно изливается в атмосферу злобным желто-оранжевым пламенем. Чем ближе к «семерке», тем больше торговцев нефтепродуктами вдоль дороги. И в самом Курчалое, райцентре. И в предгорном селении Новая Жизнь. Везде очевидно – рынок завален готовой продукцией, и предложение во много раз превышает спрос.
Наконец все ближе тяжкий гул, сравнимый по надрыву лишь с ревом реактивного двигателя. Любому здравомыслящему человеку очевидно, что рядом с этой стихией жить никак нельзя. Однако в окружающих домах – люди и дети. Это бедные семьи. Им некуда ехать, им даже
Горящие скважины – вотчина тех бандгруппировок, которые не могут контролировать всю скважину целиком. И именно когда становится очевидной не слишком большая сила хозяина (как правило, недостаток бойцов охраны) – он же сам скважину и поджигает (естественно, не собственноручно), чтобы на нее более никто не зарился. Аргументы, что рядом живут люди, что это подрывает их здоровье, что в сотне метров от пламени растут дети – никого тут не волнуют.
Обычно скважины взрывают федералы. Военным платит хозяин. Это удобно еще и потому, что сами себя они ловить не будут. Сельчане, живущие рядом с горящими нефтяными факелами, видят, как это происходит: федералы трудятся по заказу чеченского криминала, который пришли сюда искоренять. После того как дело сделано – группировка, по чьему заказу взорвали скважину и заставили ее круглосуточно полыхать, присасывается где-то в сотне метров от факела и устраивает там новое собственное «поле чудес», аналогичное аргунскому. Ну а коли появляются официальные вроде бы пожарники и начинают тушить скважину, для местных жителей это тоже знак: значит, объявился новый собственник – новый бандит, и он или переборол, или перекупил тех, кто присосался сбоку на поле, и даже сумел заказать тушение. Что, по местным ценам, гораздо дороже, чем взорвать.
Статистика такова: если в октябре-ноябре 1999 года – во время тяжелых боев – в Чечне горело всего три скважины, то потом, когда фронт ушел в горы и пришло время делить собственность, их стало уже одиннадцать. Еще позже – восемнадцать. Летом 2000 года число дошло до тридцати четырех. Потом несколько снизилось и установилось на стабильной отметке в 22-25, что свидетельствует об устойчивости притершегося нелегального рынка. Ежесуточно эти горящие скважины выкидывают в атмосферу до 6 тысяч тонн нефти на сумму около миллиона долларов. Отсюда можно себе представить, сколько же десятков, а может, сотен миллионов оседает в криминальных кошельках, если этого одного миллиона не жалко – почти так же, как нам одного рубля. О сверхприбылях чеченского нелегального нефтяного рынка говорит и то, что вокруг всех скважин и «самоваров» (мини-заводов, кустарно перерабатывающих сырую нефть) – поля сожженного мазута. После отделения бензина в емкостях, как известно, остается мазут, одна тонна которого стоит три тысячи рублей. Но мазут в Чечне вообще никого не интересует. Его или безжалостно льют в землю (безжалостно – для земли), или сжигают – тоже не мелочатся. Естественно, воры не думают об экологическом ущербе – это не их стиль.
…Дорога от «семерки» – вся в мини-заводах, этих больших самогонных аппаратах, состоящих из двух цистерн, горелки под одной из них и нескольких трубок.
Периодически военные устраивают набеги на эти нефте-самогонные устройства, скособочившиеся у сельских домов. Они их взрывают, простреливают, курочат. Если хозяин дает деньги – уезжают. Размер «выкупа» – 5-10 тысяч рублей.
А наверх, в Москву, в Генштаб тем временем идут красивые рапорты о проведении очередной операции по борьбе с нелегальным нефтяным бизнесом в Чечне – там сообщается об уничтожении энного количества мини-заводов. Генералы хлопают в ладоши. Министры-силовики отчитываются перед общественностью об очередном успехе в борьбе с «международным терроризмом».
А в реальности? Даже уничтожая «самовары», федералы не трогают источника бандитского разгула – скважины. Они борются со следствием, настырно оставляя причину. Быть может, потому, что они заинтересованы в ней? И кое-кто имеет свою долю?
Если бы военные получили категорический приказ выставить блокпосты вокруг каждой скважины и допускать к ним только сотрудников той же «Грознефти» – поверьте, так оно и было бы. О нефтяной спецзаинтересованности людей в погонах говорит и тот факт, что в селах рядом со скважинами никогда не было боев. Тут нет разрушений. Эти населенные пункты хранят в неприкосновенности обе воюющие стороны: и боевики, и федералы. А последние приходят сюда с «зачистками», когда начинаются массовые народные возмущения в связи с варварством криминальных нефтяных группировок.