Вторая фаза

Агеев Денис

Мы — шли. Я, жена и две дочки.

— Скоро уже? — спросил я.

— Да, почти пришли, — кивнула жена.

— А ему понравятся наши цветы? — спросила младшая дочь. В руках она стискивала аккуратный букет из нескольких ярко-красных цветов. Их названия я не знал — никогда в этом не разбирался.

Как же она подросла, подумал я. Стала выше почти на две головы, и волосы заметно потемнели.

— Они ему всегда нравились, ты же знаешь, — ответила старшая. — Хотя я не помню, чтобы он обращал на них особое внимание… раньше.

Старшая

тоже повзрослела. Лицо вытянулось, лоб открылся. Фигура стала более изящной и женственной. Да и выглядела она намного старше своих девяти лет. Наверное, мальчики уже начинают на нее засматриваться.

— Мам, а можно я ему секрет расскажу? — спросила младшая, чуть улыбнувшись.

— Конечно, милая. Все, что угодно. Я сама ему все секреты рассказываю. Потому что он умеет их хранить как никто другой.

Старшая ничего не сказала, только вздохнула. Задумчиво смотрела вперед, чуть прищурившись.

Некоторое время мы шли молча. Я наслаждался видами природы, от которых так отвык. Вдыхал воздух полной грудью и подставлял лицо теплым лучам солнца.

— Это здесь, — сказала Эрика, и мы остановились.

Посреди луга стоял огромный камень, высотой — немногим ниже меня. Темный и тяжелый, он казался здесь чужеродным. Оникс, наверное, или что-то подобное. Правый его край был скошен, а левый составлял прямой угол, заточенный почти до бритвенной остроты.

Это был памятник. Посередине выдолблена крупная надпись: «Рогинев Шой», чуть ниже наклонным, размашистым шрифтом была выведена эпитафия: «За семью, за свободу, за надежду». А еще ниже: «2687–2719 гг.» У подножия камня лежали сухие цветы… много сухих цветов.

Я встал перед ним, не в силах отвести взгляд. В сердце прокралась тревога. Ветер ерошил мои волосы и ласкал щеки, солнце припекало голову. Издалека доносились звуки леса, жужжали какие-то насекомые. Я же был спокоен, как никогда.

— Он хотел, чтобы мы похоронили его в поле. Всегда так говорил. — Жена выдавила улыбку. — Не хотел лежать там, где много народу.

Я кивал, неотрывно глядя на первую надпись.

Младшая присела к подножию камня, убрала сухие цветы и положила принесенный букет.

— Привет, пап! А у меня для тебя есть секрет. — Повернулась к нам и нахмурила бровки. — Только вы не подслушивайте, ладно? Я только папе его расскажу.

— Да никто тебя не слушает, — заверила ее старшая.

Младшая снова повернулась к памятнику и начала что-то шептать.

Старшая просто стояла и смотрела, задумавшись.

— Памятник ручной работы, — продолжила Эрика, и я опять кивнул. — Я уверена, ему бы понравился.

— Сколько времени уже прошло, как… ну как это случилось? — спросил я.

— Три года, — пожала плечами Эрика. — Но мы все равно продолжаем ходить сюда почти каждый месяц. Даже зимой. Это место издалека хорошо видно. От памятника, конечно, только макушка

остается, но мы его еще никогда не теряли.

Настала тишина, даже младшая дочь перестала шептать. Старшая потерла глаза и прижалась к матери. А я… я как будто стал немного отдаляться от них, хотя по-прежнему стоял на месте.

Я понимал, что могила передо мной — моя, но меня это почему-то совершенно не тревожило. Я знал, что погиб. Погиб три года назад за сотни световых лет от дома. Погиб на чужой планете. Арена забрала меня. Как и всех, кто на нее когда-то выходил.

— На самом деле это просто памятник, а не могила, — зачем-то стала объяснять жена. — Там, под землей, нет его праха. Они сказали, что он пропал без вести. Как и многие из его взвода. Почти все, сказали они. Прислали короткое сообщение с сухими соболезнованиями. И все. Но знаешь, что самое интересное… война-то закончилась, а он не вернулся. — Голос у жены дрогнул, но она не заплакала, хотя и была близка к этому.

Снова настала тишина. Старшая присела к подножию памятника и что-то тихо сказала.

— Ладно, хватит на сегодня, — произнесла Эрика. — Поговорили с папой немного и хватит. Пойдемте. — Коснулась ладонью скошенного угла камня, как будто по плечу похлопала, и чуть громче произнесла: — Ну все, девочки, пойдемте.

Дочки встали — сначала младшая, а потом и старшая.

— Прощай, пап. Не грусти тут без нас. Мы еще придем, — сказала младшая.

Старшая молча кивнула и натянуто улыбнулась. В глазах стояли слезы, но видно было, как она борется, сдерживая горе внутри себя.

Некоторое время они постояли, склонив головы, а потом повернулись ко мне спинами и пошли прочь. Мне тоже нужно уходить. Я попытался двинуться с места, но не смог. Какая-то невидимая сила схватила меня за ноги и не отпускала.

— Эрика, девочки! — крикнул я им вслед, но они не отреагировали. Как будто не услышали.

Страх холодной змеей заскользил у меня по спине. Во рту пересохло, в голове застучало. И я остро ощутил нежелание оставаться здесь.

— Эрика, постойте! Я пришел с вами, и уйти должен тоже с вами, — еще громче прокричал я, вытянув в их сторону руки. Но они даже не обернулись. Их фигуры быстро удалялись. Вот только что нас разделяло всего несколько шагов, как вдруг они уже оказались намного дальше.

Я открыл рот, чтобы вновь позвать их, но не смог произнести ни слова. Голос исчез. Я уже не мог ни шевелиться, ни говорить. Только смотреть. Перестал даже ощущать ветер и запахи цветов. Солнце куда-то пропало, стало пасмурно и холодно. Да и краски вокруг утратили былую яркость, и выглядели теперь смазанными, ненастоящими.

Три родных мне человека уходили все дальше. С каждым мигом их силуэты становились все меньше и меньше. А потом и вовсе растворились.

Я и мой памятник, под которым даже не было могилы, остались наедине друг с другом.