Вторая любовь
Шрифт:
Чак отпустил руки и полетел вниз. Он приземлился на согнутые ноги, спружинивая удар.
Кругом чернота, все покрыто сажей. Иллюминаторы потемнели от дыма и пламени, дневной свет едва проникает сквозь мрак. Воздух, едкий от дыма и запаха горючего, обжег ему легкие. Глаза начали слезиться.
После завывающего снаружи ветра тишина казалась неземной. Почти как в могиле.
Чак вдруг почувствовал, как его трясет. По опыту он знал, что катастрофы всегда скрывают неведомые ужасы. Оставался один вопрос: какой кошмар поджидает
— Скоро увидим, — мрачно бормотнул Ренфрью, отстегивая фонарь от матерчатого пояса и зажигая его. Мощным лучом он посветил вокруг и отпрянул.
— О, Господи! — прошептал он, закрывая глаза. — Ох, Господи Иисусе…
Спасатель обхватил руками голову и замотал ею, словно отгоняя увиденное.
Но это не помогло. Что видел, то видел.
Сколько ни закрывай глаза, это не поможет справиться с подобным. Ничто не сможет изгнать ужас из его памяти. Даже сейчас жуткое видение плавало перед его закрытыми глазами, гарантируя ему ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь.
Пассажир — скорее то, что когда-то было пассажиром, — расплавился в кресле, плотно прикрученном к полу, ставшему теперь правой стеной. Застывший в положении сидя. Без волос, лишившийся плоти и сексуальной принадлежности. Ставший скелетом и обуглившийся. Изуродованный сначала огнем, а потом морозом. Больше не человек, но все-таки… создание. Нечто, что придумывают в Голливуде для фильма ужасов.
А лицо! Боже, лицо! Гротескное и покрытое инеем.
Смотрят пустые глазницы… Рот свела уродливая улыбка.
«Я видел ад, — подумал Чак. — Это ад… ад… ад…»
Содержимое желудка забурлило, от запаха горючего и дыма его затошнило.
«Надо продолжать двигаться, — велел он себе. — Чем скорее я с этим покончу, тем лучше».
Ренфрью успокаивал себя, стараясь сконцентрироваться и перечисляя то, что еще требовалось сделать.
Скоро стемнеет… Надо, чтобы ребята разбили лагерь здесь на плите… С рассветом начнем доставать тела… Надо поискать «черный ящик». Но прежде всего…
В плане полета числились один пассажир и два члена экипажа.
Сначала надо отыскать первого и второго пилота.
А потом сообщить по радио о своих находках…
Солнце ушло с небосклона, и ночь становилась пурпурной от то ныряющих, то взбирающихся вверх сигнальных огней на темном, укрытом снегом склоне, ведущем к дому. Дороти-Энн смотрела сквозь стеклянную стену на приближающуюся машину и думала: «Если бы новости были хорошими, они бы позвонили. Лично сообщают только плохие вести».
Женщина сидела, гордо выпрямившись, сложив руки на коленях. Невероятно, но дышала она спокойно.
Остальные тоже это чувствовали.
Венеция встала с дивана и подошла к ней. Фред, Лиз и Зак спокойно собрались позади нее охранительным полукругом примкнувших друг к другу голов. Даже няня Флорри, только что клевавшая носом, внезапно проснулась, мгновение выглядела какой-то взъерошенной, потом встала и заняла место позади детей, словно наседка, охраняющая свой выводок.
Все молчали. Говорить не было нужды.
Казалось, машине потребуется целая вечность, чтобы вскарабкаться вверх по холму. Для Дороти-Энн все выглядело так, словно она смотрит снятую замедленной съемкой ленту. Она понимала, что видит и слышит все очень четко, до жестокости ясно. В камине горел огонь. Он ревел, трещал и бушевал, окрашивая все изменчивым красным и желтым золотом. Порывы ветра ударяли в стеклянную стену, заставляя дрожать стекла. Наконец огни исчезли за углом дома…
Теперь уже скоро…
Хлопнула дверца машины.
Очень скоро.
Прозвенел звонок у двери, прозвучавший для Дороти-Энн погребальным колоколом.
Она услышала, как громко простучали по граниту и затихли каблуки миссис Планкетт. Со свистом по очереди вздохнули две пары вакуумных дверей у входа. Распахнулись и закрылись. Потоки теплого воздуха донесли звук негромких голосов, похожих на шепот заговорщиков. Прошло несколько показавшихся вечностью секунд, и зазвучали шаги двух человек, приближавшихся к Главному залу. Вместе с миссис Планкетт шел длинноногий мужчина, двигающийся намного тише.
Дороти-Энн медленно подняла глаза и увидела гибкого, похожего на фермера человека, с длинным тонким лицом, обветренной кожей и выцветшими голубыми глазами. Он носил нечто, похожее на форму, и держал в руках неизменный стетсон, на этот раз светло-серый. Вошедший так и эдак вертел перед собой шляпу, словно держал в руках руль.
Его взгляд натолкнулся на линию из шести встревоженных лиц, потом остановился на Дороти-Энн.
— Мэм, — начал он.
Миссис Планкетт представила гостя, суетливо теребя передник пухлыми пальцами.
— Это капитан Френдли, — сказала она.
Дороти-Энн почувствовала, как мир вокруг нее на мгновение сжался и вновь стал огромным.
— Да, я помню. Мы говорили по телефону. Вы координируете действия групп спасателей в горах.
Мужчина кивнул.
— Верно, мэм. — Его средне-западный акцент в живую звучал еще явственнее, чем по телефону. — Вы, должно быть, миссис Кентвелл.
Она прямо посмотрела ему в глаза.
— Да, это я.
Он тяжело вздохнул, взглянул на носки своих сапог, потом снова на мгновение встретился с ней глазами.