Вторая любовь
Шрифт:
Он только насмешливо сверкнул своей гуттаперчевой улыбкой.
— Я хочу только тебя, Эмбер.
— Да?
— Да. — Парень наклонился, прижал ноздрю и вдохнул одну дорожку. Вздохнул, сглотнул и прижал другую ноздрю. Втянул вторую дорожку.
Эмбер наблюдала за ним с кровати горящими от зависти глазами.
— Эй, детка, — он достал пакетик, — хочешь нюхнуть?
Хочет ли она? Девушка стрелой метнулась через комнату.
— Ого! — Мужчина убрал кокаин подальше от нее и усмехнулся. — Разве мамочка
Эмбер хихикнула.
— Ага.
— Так покажи мне их.
Упав на колени, девушка протянула руку к его пенису и аккуратно отодвинула крайнюю плоть. Потом обхватив рукой крепкую мошонку, она лизнула языком набухшую головку.
— Ну пожалуйста, — негромко попросила она, глядя на него.
— Так то лучше, малышка. Я бы сказал, намного лучше. — Улыбнувшись, парень вручил ей пакетик.
Девушка схватила его, вскочила на ноги, отбросила назад волосы. Наклонившись над столиком, она опытной рукой насыпала дорожку.
Кокаин влетел ей в ноздрю и обжег. Откинув назад голову, Эмбер на мгновение закрыла глаза. Потом повторила маневр со второй ноздрей.
Под действием наркотика соски ее маленьких упругих грудей поднялись над смугло-розовым ареолом.
— Вау! — выдохнула Эмбер. — Вот здорово.
— Для нас все только самое лучшее, детка. Достал целых два грамма. Самый лучший боливийский, что есть на улице.
Ее глаза широко открылись.
— Значит, ты раздобыл деньги?
— Ага, — он негромко рассмеялся. — Наличные. Два старых добрых Бена Франклина.
— Значит, ты не морочил мне голову? Ты действительно нашел богатенькую?
— Эй! — Мужчина протянул руку и притянул девушку к себе. — Когда это твой старик морочил тебе голову? — Его белые зубы блеснули словно рекламные огни.
Эмбер покачала головой, ее левая рука томно обвилась вокруг его шеи, правая медленно поползла вниз по упругому мускулистому телу к мошонке. Ее пальцы мягко обхватили основание члена. Она чувствовала, как тот трепещет и поднимается под ее прикосновениями.
— Расскажи мне о ней, — тихонько попросила Эмбер. — Все, что знаешь.
Парень рассмеялся.
— Пока я знаю маловато, только то, что деньжищи лезут у нее из ушей.
Эмбер нахмурилась.
— Как сыграем? Как всегда?
— Черт возьми, нет! На этот раз пробег будет длинным. Если мы правильно разыграем наши карты, мы сможем доить ее годами. — Он крепче обнял Эмбер. — Мы будем устроены на всю жизнь.
Девушка потерлась соском о его лицо.
— И ты знаешь, как ее зовут?
— Ага. Порылся в бумажнике, пока дамочка зашла в сортир.
— И кто это?
— Глория Уинслоу, — ответил Кристос Зззионопулос.
17
С высоты в двенадцать тысяч футов командир группы спасателей Чак Ренфрью впервые увидел крутой склон, где далеко внизу, под толстым слоем снега лежал «лирджет». Место казалось обманчиво безопасным,
Теперь, поглядывая на два вертикальных выступа — в две и три сотни футов, — разделяющих склон как гигантские скалистые ступени, со свисающими словно нитки страховочными тросами его команды, он испытывал искреннее уважение к этому непростому месту. Кроме неожиданных обвалов, хорошенькие семьдесят дюймов снега покрывали 130-градусный склон, то есть тысячи тонн потенциальных лавин, которые только того и ждут, чтобы устремиться вниз, уничтожая все на своем пути.
И менее, чем в футе от того места, где неустойчиво расположился самолет, вниз ныряла пропасть глубиной еще в тысячу футов.
В самом лучшем случав, местечко просто опасное.
А тут еще ветер.
Налетая порывами со скоростью в 30–40 миль в час, он пронзительно визжал и завывал, хлопая оранжевыми куртками его подчиненных, пока они смотрели на плоды своих трудов. Соревнуясь со временем, спасатели сумели прорыть снег вокруг обломков потерпевшего аварию самолета до наступления темноты.
То, что они увидели, ничего хорошего не предвещало.
Фюзеляж «лирджета» лежал на боку, словно раненая черная птица со сломанным крылом, беспомощно устремленным в небо.
Носовая часть и кабина пилотов сморщились в гармошку от удара. Пассажирский салон, выглядевший как обгорелая круглая железная банка, пьяно завалился на бок, его обуглившаяся, покрытая волдырями поверхность напоминала пищу, приготовленную на походном костре прямо в жестянке. Эту картину Чак Ренфрью отчаянно, но безуспешно пытался отогнать.
Он сделал несколько глубоких вдохов. Увидев приоткрытую дверь салона в том самом месте, что стало теперь крышей, спасатель дрогнул перед предстоящей ему отвратительной работой. Просто Чак очень хорошо знал, что за этим скрывается.
Ренфрью оглянулся. Возвышающиеся вокруг горы потемнели и стали казаться ближе. Солнце начало свой путь вниз, окрашивая снег в розовый цвет.
Он закинул голову и взглянул на сияющую синюю вечность неба.
Огонь. Но взрыва не было. Странно, что…
— Сэр!
Ренфрью вздрогнул и посмотрел на говорящего.
Перед ним стоял Клигфилд, новичок и самый молодой член его группы, страстно желающий доказать, на что он способен, и завоевать расположение остальных, словно эта страшная трагедия являлась каким-то уродливым ритуалом посвящения.
— Мы открыли его, сэр.
— Да-да, — с раздражением ответил Ренфрью и подумал: «Что ж, хватит медлить. Пора начинать…»
Чак, тяжело ступая, подошел к самолету, наклонился вперед и всем телом распластался на фюзеляже. Протянул руки вверх. Схватился за нижний край горизонтальной дверцы обеими одетыми в перчатки руками и подтянулся. Потом перекинул ноги и, осторожно нащупывая ботинком дорогу, спустился в салон, словно через откидной люк.