Вторая мировая война. Ад на земле
Шрифт:
Не были чужды таким чувствам и англосаксы. Британский солдат Лен Ингланд был потрясен мнениями многих своих соседей по казарме, похожими на те, которые позже опишет Ирвин Шоу, рассказывая об американской армии в романе «Молодые львы». Ингланд пишет: «Двое самых умных людей из всех, которых я пока встретил, – убежденные ненавистники евреев. Обычно используется аргумент: “А где же евреи в армии? Их нет, потому что все они смогли найти себе работенку поприятнее или увильнуть от призыва. Точно так же евреи всегда первыми покидают опасные участки. В их руках все деньги, они завладели всей страной. Отдельно взятый еврей может быть весьма приятным человеком, но как нация они корень всех зол”»41.
Мюррей Мендельсон, американский армейский инженер, отец которого эмигрировал из Варшавы в 1914 г., замечал если не активный, то латентный антисемитизм в своих казармах. Его образование и ум вызывали подозрение товарищей, бывших шахтеров или строителей. Они прозвали его «Мозг», но без
Хотя Черчилль в самых горячих выражениях порицал нацистскую программу уничтожения евреев, его правительство, как и администрация Франклина Рузвельта, не желало принимать большие количества еврейских беженцев, даже если бы нашлась возможность уговорить немцев их выпустить или обменять. Когда в ноябре 1938 г. среди американцев провели опрос, думают ли они, что сбежавшим от Гитлера евреям нужно предоставить особые иммиграционные права для въезда в США, 23 % сказали «да», 77 % – «нет». В августе 1944 г. около 44 % австралийцев, которых спрашивали, согласились бы они на поселение еврейских беженцев в пустынных северных районах их страны, отвергли эту мысль, поддержали ее лишь 37 %. Еще один опрос общественного мнения по поводу разрешения евреям въехать в США уже в конце декабря 1944 г. показал, что 61 % американцев думает, что им не стоит предоставлять приоритетные права по сравнению с другими заявителями44. Чиновник британской колониальной администрации цинично прокомментировал доклад о лагерях смерти от декабря 1942 г.: «Знакомый треп. Евреи навредили своему делу, слишком уж жалуясь в прежнее время»45. Подобным образом чиновник МИД считал предосудительными особые ходатайства «этих ноющих евреев».
Осенью 1942 г. польский подпольщик Ян Карский пробрался в Лондон после фантастической одиссеи через всю Европу, чтобы привезти свидетельство очевидца не только о страданиях своей страны, но и конкретно об условиях в еврейских гетто и о чрезвычайном, по его мнению, достижении – проникновении в нацистский лагерь смерти Белжец. Несмотря на то что его учтиво принимал польский премьер-министр в изгнании генерал Сикорский, министр иностранных дел Энтони Иден, а позже в Вашингтоне президент Рузвельт, Карский страдал от гнетущего осознания того, что ужасы, которые он описывал, каким-то образом теряли силу и масштаб в безопасных, неоккупированных союзнических столицах. «В Лондоне все эти вещи выглядели мелкими, – писал он. – Лондон был центром большого военного колеса, спицы которого были сделаны из миллиардов долларов, армад бомбардировщиков и кораблей и спотыкающихся армий, несущих большие потери. Потом опять-таки люди спрашивали, какие жертвы принесла Польша по сравнению с безмерным героизмом, жертвой и страданием русских людей? Кто такие поляки?.. Нам, полякам, не повезло в этой войне»46. Собственные лидеры отговаривали Карского от чрезмерного выпячивания гонений на евреев, чтобы это не ослабило силу его донесения о судьбе Польши в целом.
Артур Шлезингер, достаточно широко информированный благодаря своей работе в Управлении стратегических служб, писал о своей осведомленности по поводу судьбы европейских евреев в 1944 г.: «Большинство из нас все еще полагали, что идет увеличение преследований, а не совершенно новая варварская политика геноцида… Я не могу найти ни одного коллеги, который зафиксировал бы момент явного откровения об “окончательном решении”»47. Похожие слова находим у британского разведчика Ноэля Аннана: «Требовалось какое-то время… на то, чтобы до нас дошла чудовищность преступлений Германии против евреев. В разведке мы знали о газовых печах, но не о том масштабе, тщательности и бюрократической эффективности, с которыми разыскивались и уничтожались евреи. К концу войны никто, насколько я помню, не осознавал, что количество мертвых евреев исчисляется миллионами»48. Во всем архиве британской разведки за военный период не встречается ни одного упоминания – по крайней мере ни одного сохранившегося упоминания – о преследовании евреев или холокосте, скорее всего, потому, что секретным службам никогда не поручалось исследовать этот вопрос.
Вопреки большинству современных популярных мифов было бы технически весьма затруднительно бомбить транспортные артерии, ведшие к лагерям смерти, особенно в 1942 г., когда происходили наиболее массовые расправы. Лидеры союзников рассматривали донесения о муках евреев в контексте злодеяний, совершаемых по отношению к населению на оккупированных территориях по всей Европе. Американский дипломат Джордж Болл позднее написал: «Возможно, мы были настолько поглощены мыслями о грязных
Ничто из вышесказанного ни в малейшей степени не уменьшает ответственности нацистов и немецкого народа за холокост. Но следует признать, что, даже когда стали доступными многочисленные свидетельства, союзнические народы медлили с реакцией на лагеря смерти. Хотя для спасения их заключенных можно было сделать немного, не больше, чем для миллионов советских узников, умерших в руках немцев, в документах союзников за этот период преобладает безразличие, которое не делает чести Британии или США. Хотя в англосаксонском обществе евреи и не преследовались, особой любви к ним тоже никто не испытывал. До 1945 г. сохранялось решительное официальное нежелание дать оценку их трагедии отдельно от участи других гитлеровских жертв и оккупированных европейских народов. Подобная бесчувственность представляется объяснимой, но справедливо тревожит потомков.
Зимой 1941/42 г. депортированных из Германии евреев по большей части расстреливали сразу по прибытии в пункт назначения на востоке, но эти убийства оставляли на усмотрение местных командиров СС: не было общего приказа, обязывающего сохранять узникам жизнь или сразу уничтожить. В конце ноября в дело эксцентрично вмешался лично Гиммлер, приказав временно прекратить убийства евреев рейха, в отличие от восточноевропейских евреев, хотя и этот запрет был в скором времени снят. В значительной степени региональная автономия и логистическое удобство – где-то нехватка жилья и продовольствия, где-то, наоборот, потребность в рабочих руках – все еще определяли, кого убьют, а кого оставят в живых. Но в течение всей зимы продолжались крупномасштабные убийства восточноевропейских евреев, особенно непригодных к труду. В Сербии тысячи евреев и цыган погибали в отместку за деятельность партизан: немецкие командиры на местах знали, что, отдавая этим людям приоритет в качестве жертв, они гарантированно зарабатывают себе очки в глазах Берлина.
Нацистскому руководству оставался только один шаг: приказать перейти от убийств по усмотрению местного начальства и локально к убийствам по непосредственному приказу сверху, чтобы обеспечить согласованную политику полного истребления. В речи 12 декабря 1941 г. после объявления войны США Гитлер четко выразил преданность делу уничтожения евреев, которые якобы и спровоцировали всемирный конфликт. Воплощение в жизнь программы геноцида было поручено заместителю руководителя СС Рейнхарду Гейдриху, которому позже Гитлер посвятил возвышенный некролог: «Он обладал характером редкой чистоты и всепроникающим ясным умом. Он был исполнен неподкупного чувства справедливости. Честные и приличные люди всегда могли положиться на его рыцарский дух и человеческое понимание». Эти добродетели Гейдрих умело скрывал 20 января 1942 г., когда на Ванзейской конференции наметил конкретные вехи проекта лагерей смерти. Данные о том, что он выразил явную готовность убить всех евреев Европы, отсутствуют, не в последней степени из-за того, что на этом пути еще стояли огромные логистические препятствия. Большая роль все еще отводилась голоду; по мере необходимости жертв можно было заставлять работать до смерти. Но намеченная цель больше не вызывала сомнений: «окончательное решение» еврейского вопроса будет осуществляться поэтапно, и только с последней стадией следует подождать до конца войны.
Состоялась подробная дискуссия о строительстве лагерей уничтожения и выгодах использования газа. Принципиальным исходом конференции стала договоренность, согласно которой СС получили абсолютную власть над судьбой европейских евреев; никакое другое учреждение рейха не могло апеллировать против их решений; и впредь все меры будут направлены на всеобъемлющую чистку нацистской империи от чужеродного элемента. Все это было внедрено с необыкновенной скоростью: в середине марта 1942 г. почти три четверти жертв холокоста еще были в живых, а одиннадцать месяцев спустя столько же было мертво.