Вторая мировая война. Ад на земле
Шрифт:
Если народы государств-союзников с нетерпением ждали вторжения во Францию, то некоторые из непосредственных участников событий проявляли гораздо меньший энтузиазм: британские солдаты, уже много лет воевавшие в Северной Африке и Италии, не рвались снова рисковать жизнью в Нормандии. Они считали, что настал черед других. «Кто-нибудь, кроме нас, еще сражается в этой войне?18» – с ожесточением спрашивали хайлендеры – солдаты 51-й дивизии, которые, по мнению одного из их командиров, «скорее размякли, чем окрепли» за те полгода, которые они пробыли в Англии, вернувшись со Средиземноморского театра военных действий. Еще один «средиземноморский» ветеран – Третья бронетанковая дивизия – «накануне Дня “Д” практически поднял мятеж, – пишет позднее майор Энтони Кершо из их бригады. – Они расписали стены своих казарм в Олдершоте лозунгами
Лишь немногие британские соединения, воевавшие в Средиземноморье, активно сражались в северо-западной Европе; впрочем, это неудивительно: ветераны косо смотрели на миллионы британских и американских солдат, еще не нюхнувших пороха. Ко времени Дня «Д» прошло уже 30 месяцев после Пёрл-Харбора, половина восьмимиллионной армии США уже отправилась за океан, но многие еще совсем не имели боевого опыта. Так, 24-я пехотная дивизия провела 19 месяцев на гарнизонной службе на Гавайских островах, а потом еще 7 месяцев в Австралии, обучаясь войне в джунглях; в ней были кадровые солдаты еще довоенных времен, которые получили право демобилизоваться и вернуться в Штаты даже до того, как их дивизия впервые вступила в бой. Русские к тому времени дрались уже три года, а в армии США лишь с десяток частей успело повоевать с немцами. В британской армии дело обстояло подобным же образом: многие солдаты с 1940 г. проходили подготовку в Англии; согласно статистике, к маю 1944 г. лишь меньшая часть армии Черчилля успела понюхать пороху (если учитывать войска, которые несли вспомогательную или гарнизонную службу и не участвовали в сражениях). Кампании, в которых сражались войска Монтгомери, были тяжелыми и кровавыми, но короткими в сравнении с баталиями на других фронтах.
День «Д» состоялся лишь благодаря непреклонному американскому давлению на британское руководство, но, как ни парадоксально, командование высадкой было поручено британцам: Монтгомери возглавил британские и американские сухопутные войска, Рамсей – флот, а Ли-Мэллори – воздушные силы. Хотя верховным главнокомандующим был Дуайт Эйзенхауэр, Монтгомери надеялся, что будет осуществлять оперативное командование до самого взятия Берлина, а его американский босс будет выполнять представительские функции; непробиваемо толстокожий «маленький генерал» стремился к этой честолюбивой цели до последних месяцев войны.
Тщательное планирование и огромные военные ресурсы сулили операции Overlord высокие шансы на успех, но погодные сюрпризы и высокий боевой уровень немецкой армии вселяли тревогу во многих британских и американских офицеров. Провал операции был чреват самыми разными последствиями, включая падение духа в странах союзников по обе стороны Атлантики, смещение командной верхушки; это нанесло бы тяжелейший удар по престижу западных союзников, которых Сталин и так высмеивал за бессилие, равно как и по авторитету Рузвельта и Черчилля. Немецкая армия представляла собой грозную силу даже после трех лет изнурительной войны на Востоке. В сражении с 60 дивизиями фон Рунштедта войскам Эйзенхауэра было совершенно необходимо иметь преимущество в боевой мощи. Но армия вторжения столько сил оставляла в тылу и во вспомогательных войсках, что даже в 1945 г., достигнув максимальной мощи, союзники развернули только 60 американских и 20 британских и канадских боевых дивизий. Преимущество в авиации вместе с бронетанковой и артиллерийской мощью должно было возместить недостаток пехоты.
Черчилль и Рузвельт заслужили благодарность своих народов, оттянув День «Д» до 1944 г., когда мощь союзников значительно возросла, а германская, наоборот, серьезно ослабла. Потери западных союзников в Европе были бы значительно больше, если бы вторжение произошло раньше. Для молодых людей, высаживавшихся в Нормандии 6 июня 1944 г., эти соображения, конечно, ничего не значили: они думали лишь о смертельной опасности, которой им грозил прорыв гитлеровского Атлантического вала. Вторжение началось ночью 5 июня с десантирования британской и двух американских воздушно-десантных дивизий. Десант приземлился неорганизованно, но достиг своих целей: сбить с толку немцев и обезопасить фланги зоны высадки; парашютисты вступали в бой с вражескими войсками, проявляя боевой дух, подобающий элитным подразделениям.
Сержант Мики Маккалум никогда не забудет свою первую перестрелку через несколько часов после приземления. Немецкий пулеметчик
Операция Overlord стала крупнейшей в истории общевойсковой операцией. В первой волне десантирования 5300 различных плавсредств переправили 150 000 человек и 15 000 танков; с воздуха их поддерживали 12 000 самолетов. Тем утром на французском побережье разворачивалась драма, какой не видел мир. Британские и канадские войска высадились на прибрежных участках с кодовыми названиями Sword, Juno и Gold; с помощью новейшей бронетехники они преодолели заграждения, многие из которых защищали «осттруппен» – добровольцы из восточных стран, покоренных гитлеровской империей. «Мой танк первым оказался на берегу, и немцы стали лупить из пулемета, – рассказывал сержант-канадец Лео Гарьепи. – Но до них дошло, что мы танк, только когда мы остановились на берегу и сбросили свой полотняный фальшборт, поплавковое шасси. Тогда они сообразили, что мы – “Шерманы”»21. Рядовой Джим Картрайт из Южно-ланкаширского полка рассказывал: «Как только я выбрался на берег, мне сразу захотелось убраться подальше от воды. Наверное, я промчался по пляжу как заяц».
Американцы захватили участок Utah в основании Шербурского полуострова с очень небольшими потерями. «Знаете, пусть это выглядит как-то по-дурацки, но это было похоже на учения, – удивлялся один солдат. – Мы выбрались на берег, как вереница детей, и прошли по пляжу. Над нами пролетела пара снарядов, но ни один не взорвался рядом с нами. Я даже слегка огорчился, даже разочаровался как-то»22. Но восточнее, на пляже Omaha, американцы понесли самые тяжелые за этот день потери – более 800 человек убитыми. Оборонявшееся немецкое подразделение, пусть не элитное, было лучше тех, что защищали побережье Ла-Манша; они открыли ураганный огонь по десанту. «Никто не двигался вперед, – писал корреспондент агентства Associated Press Дон Уайтхед. – Раненые лежат в холодной воде, на гальке… “Господи, пусть я вернусь на корабль”, – хнычет молоденький солдат в полузабытье. Рядом с ним дрожащий парень голыми руками зарывается в песок. Снаряды рвутся со всех сторон, некоторые так близко, что на нас рушатся потоки воды и грязи»23.
Один солдат писал: «Кто-то плакал от страха, кто-то обделался. Я лежал там вместе с другими, слишком ошеломленный, чтобы куда-то двигаться. Никто ничего не делал – все только лежали. Это был какой-то массовый паралич. Я не видел ни одного офицера. В какой-то момент меня что-то ударило по руке. Я решил, что это пуля. Но это оказалась чья-то напрочь оторванная рука. Это было уже чересчур». До середины утра высадка на Omaha была на грани срыва; только после нескольких часов полного бездействия образовались небольшие группы решительных парней, среди которых были заметны рейнджеры; они взобрались на скалы над морем и понемногу одолели оборонявшихся.
Когда известие о вторжении во Францию прозвучало по радио, церкви Америки и Англии наполнились людьми, многие из которых молились впервые – молились за тех, кто воюет. Американские радиоканалы убрали рекламные паузы: миллионы взволнованных слушателей с нетерпением ждали военные сводки и прямые репортажи с прибрежных плацдармов. Прекратились забастовки на предприятиях; многочисленные доноры-добровольцы отправились на пункты переливания крови. Миллионы угнетенных и запуганных жителей Европы ощутили эмоциональный подъем. Виктор Клемперер, еврей из Дрездена, больше других имел причины радоваться, но прошлые разочарования приучили его к осмотрительности. Он сравнивает свою реакцию с реакцией жены: «Ева очень разволновалась, у нее даже колени задрожали. Сам же я оставался совершенно спокоен, я был уже – или еще – не способен волноваться… Я не надеялся дожить до конца этой пытки, этих лет рабства»24.