Вторая Пуническая война
Шрифт:
Узнав об этом, сенаторы пришли в бешенство. Курия наполнилась гневными голосами, «отцы отечества» с возмущением перечисляли все проступки консула: «Гай Фламиний – говорили они – ведет войну не с одним только сенатом, но и с бессмертными богами. Еще прежде он, выбранный консулом при зловещих ауспициях, отказал в повиновении богам и людям, когда они отзывали его с самого поля битвы; теперь он, помня о своей тогдашней непочтительности, бегством уклонился от обязанности произнести в Капитолии торжественные обеты. Он не пожелал в день вступления своего в должность помолиться в храме Юпитера Всеблагого Величайшего, увидеть кругом себя собранный для совещания сенат, который его ненавидит и ему одному ненавистен, назначить день Латинского празднества и совершить на горе торжественное жертвоприношение Латинскому Юпитеру; не пожелал, совершив ауспиции, отправиться в Капитолий для произнесения обетов и затем в военном плаще в
Договорились до того, что решили вернуть Фламиния в Рим силой, если он не согласится возвратиться по-хорошему. Пусть, как и положено поднимется на Капитолий, совершит все обязательные жертвоприношения, исполнит необходимые обряды и только после этого отправится в провинцию. То, что в такой кризисной ситуации легионы остаются без командующего, сенаторов не волновало. Но Гай Фламиний был человеком дела, пустая болтовня не могла произвести на него впечатление. Оказавшись в провинции, он почувствовал себя гораздо увереннее, и когда к нему пришли посланцы сената Квинт Теренций и Марк Антистий с требованием вернуться в Рим, консул ответил им отказом. Ситуация с небольшими изменениями напоминала ту, что сложилась накануне битвы при Клезисе. Ничего не добившись от Гая, уполномоченные сената вернулись в Рим, а Фламиний через несколько дней вступил в должность. Во время торжественного жертвоприношения по этому случаю раненный жрецами теленок вырвался из рук служителей культа и забрызгал кровью участников церемонии, что было истолковано как дурное предзнаменование. Многие шептались по углам, что боги гневаются на консула и не принимают жертву.
Однако Фламиний не обратил на это внимания, принял под командование легионы и по горным тропам через Апеннины повел армию в Этрурию. Информация Ливия о том, что первоначально Фламиний отправился в Аримин, ошибочна, достоверным является свидетельство Полибия, который Аримин в этом контексте вообще не упоминает: «С наступлением весны Гай Фламиний со своим войском двинулся вперед через Тиррению, дошел до города арретинов и там разбил лагерь. Гней Сервилий пошел в противоположном направлении к Аримину, чтобы там поджидать вторжения неприятелей» (III, 77). Несмотря на дурное предзнаменование, боги были благосклонны к Фламинию, и римская армия благополучно перевалила через горы. Консул сделал то, что совсем недавно оказалось не по плечу Ганнибалу.
В середине марта Гней Сервилий Гемин по-прежнему находился в Риме и занимался различными религиозными церемониями. Консул периодически выступал в сенате, а «отцы отечества» продолжали негодовать по поводу действий Гая Фламиния. Разговоры уже шли о том, что раз он нарушил все мыслимые и немыслимые установления, то и консульская власть его является незаконной: «Двое консулов были избраны, – говорили сенаторы, а имеется только один. Разве есть у Фламиния законная власть? Разве есть у него право ауспиций? Власть должностного лица берет начало из дома – от государственных и частных пенатов. Консул облекается ею и несет ее с собой после того, как он справил Латинские празднества, принес жертву на Горе, произнес положенные обеты на Капитолии. А частный человек не имеет права ауспиций, и нельзя, отправившись из Рима без них, совершить настоящие ауспиции на чужой почве» (Liv. XXII, 1). Но пока сенаторы злобствовали в Риме, Фламиний в Арретии готовил легионы к грядущему сражению с пунийцами. А в том, что оно скоро состоится, консул не сомневался.
Позиция, которую занимали римские армии, представлялась идеальной. Большую роль в этом играл фактор бесперебойного снабжения легионов, поскольку на этрусской равнине между городами Фезулы и Арретием было сильно развито сельскохозяйственное производство. Римляне без проблем получали хлеб, овощи и мясо. Что же касается стратегического аспекта проблемы, то, находясь в Арретии и Аримине, консульские армии наглухо перекрывали Ганнибалу путь в Центральную Италию. Дело в том, что туда вели всего два пути – один через Апеннинские горы в долину реки Арно, а второй проходил по долине Пада до Аримина, а оттуда по Фламиниевой дроге до самого Рима. Первый был короче, но труднее, второй легче, но длиннее. Но это был чисто технический момент. Главная проблема для Ганнибала заключалась в том, что в Аримине стояли легионы Гемина, и если бы карфагеняне рискнули прорываться в этом направлении, то Фламиний мог быстро подойти на помощь коллеге. То же самое сделал бы и Гней Сервилий, если бы Ганнибал решил идти коротким путем и вступить в сражение с армией Гая Фламиния, контролировавшей долину реки Арно. Оставалось только определить, каким путем пойдет Ганнибал на Рим.
…Склонившись над картой, Фламиний водил ножнами кинжала по изображениям гор и рек, пересекающих регион, а стоявшие вокруг легаты и трибуны внимательно слушали консула, одобрительно кивая головами. Ножны скользили по карте, уперлись в Боннонию [33] , а затем сместились в сторону Пистории [34] . Фламиний ровным голосом разъяснял подчиненным, почему Ганнибал в данный момент не пойдет в Этрурию коротким путем, а выберет более длинную дорогу. В этом году река Арно разлилась больше, чем обычно, и затопила громадные территории, превратив их в непроходимые болота. Перейдя через Апеннины, карфагенская армия будет вынуждена остановиться у Пистории, поскольку разлив реки помешает её дальнейшему продвижению. Ни один полководец в здравом уме не полезет в эти бескрайние топи. Поэтому у Ганнибала нет иного пути, как на Аримин. А раз так, то решающие события разыграются именно там, и поэтому надо быть готовыми в любой момент выступить на помощь легионам Гнея Сервилия. Трибуны и легаты согласились с мнением командующего.
33
Боннония – современная Болонья.
34
Пистория – современная Пистойя.
Потерпев фиаско при переходе через Апеннины, Ганнибал не опустил руки, а стал искать выход из создавшегося положения. Полководец лично расспрашивал местных жителей, хорошо знавших дороги через горы и долины региона, выясняя, каким путем можно попасть в Центральную Италию. Информация, полученная Ганнибалом, была неутешительной, поскольку практически все пути в Этрурию были очень длинными и проходили по территориям, где римляне могли легко перехватить карфагенскую армию. А как раз этого командующий и хотел избежать.
Но была одна дорога, по которой можно было обойти римские армии, та самая, через долину реки Арно, по заболоченной местности. Она была значительно короче, но трудности, которые предстояло преодолеть карфагенянам на этом пути, были колоссальные. Даже старожилы не могли вспомнить, чтобы во время разлива Арно войска проходили по этой долине, превращавшейся в непроходимое болото. Но если бы Ганнибалу удался этот маневр, то получаемые стратегические преимущества с лихвой компенсировали все потери, поскольку пунийцы оказывались в тылу у римских армий и получали шанс разбить их поодиночке. Полководец пребывал в твердой уверенности, что римляне не уделят должного внимания этому стратегическому направлению, и не ожидал с их стороны никаких активных действий. Взвесив все «за» и «против», Ганнибал решил вести армию через болота, в обход римских позиций.
Из всех историков античности именно Полибий лучше всех понимал Ганнибала не только как полководца, но и как человека. При этом он старался воздерживаться от каких-либо личностных оценок, а просто отдавал должное талантам Ганнибала как военачальника и политика, именно с его именем связывая начало и ход Второй Пунической войны: «…Единственным виновником, душою всего, что претерпевали и испытывали обе стороны, римляне и карфагеняне, я почитаю Ганнибала. И в самом деле, войну в Италии он держал неоспоримо в своих руках, направлял и войну в Иберии через старшего из братьев, Гасдрубала, а впоследствии Магона, тех самых, которые умертвили обоих военачальников римских в Иберии. Он же направлял и Мидийскую войну вначале через Гиппократа, потом через ливийца Миттона. Действовал он также в Элладе и Иллирии, и тут наводя страх на римлян и озабочивая их своим союзом с Филиппом. Столь велика и изумительна сила одного человека, одного ума, если он надлежаще подготовлен согласно природным свойствам к какой бы то ни было деятельности, посильной человеку» (Polyb. IX, 22).
В этом свете очень любопытным представляется наблюдение историка о том, почему карфагенский командующий повел армию через долину реки Арно: «Всегда по природе склонный к такого рода предприятиям, он избрал этот последний путь» (III, 78). Соответственно, не вызывает удивления ни переход через Альпы, ни неудачный рейд через Апеннины. Складывается впечатление, что Ганнибал сражался не только с врагами на поле боя, но и воевал с силами природы, с удовольствием принимая все вызовы. Так было и на этот раз. Когда в армии узнали о предстоящем походе, то в войсках распространилась паника, солдаты говорили о том, что при переходе многие из них утонут в ямах и погибнут в трясинах. Однако Ганнибал авторитетно заявил, что от сведущих людей узнал о том, что путь через болота хоть и труден, но не настолько вязок, чтобы представлять угрозу для жизни людей.